Как руководство ВСУ выполняет обещания. Интервью с офицером из-под Дебальцево

Статті

29.01.2015 21:13

Статті

В мирных городах внимание активных граждан сосредоточено на предвыборной гонке. На востоке страны тем временем продолжается война. Несмотря на перемирие, ежедневно украинские солдаты отдают жизнь за сохранение стабильной ситуации. Одна из точек, где регулярно продолжается обстрел и есть вероятность попадения украинских сил в очередной «котёл» – Дебальцево. Чтобы понять, какова ситуация там сейчас, в чём нуждаются защитники отечества и готовы ли они и дальше воевать, редакция FaceNews пообщалась с офицером, который недавно вернулся из Дебальцево и проходит лечение в Киеве. Знакомьтесь, офицер по работе с личным составом батальона «Киевская Русь» Сергей Демиденко.

В мирных городах внимание активных граждан сосредоточено на предвыборной гонке. На востоке страны тем временем продолжается война. Несмотря на перемирие, ежедневно украинские солдаты отдают жизнь за сохранение стабильной ситуации. Одна из точек, где регулярно продолжается обстрел и есть вероятность попадения украинских сил в очередной «котёл» – Дебальцево. Чтобы понять, какова ситуация там сейчас, в чём нуждаются защитники отечества и готовы ли они и дальше воевать, редакция FaceNews пообщалась с офицером, который недавно вернулся из Дебальцево и проходит лечение в Киеве. Знакомьтесь, офицер по работе с личным составом батальона «Киевская Русь» Сергей Демиденко. 

Сергей Демиденко (фото FaceNews)

FaceNews: Как давно участвуете в боях?

Сергей Демиденко: В сектор мы приехали 20 августа. То есть, можно сказать, недавно. На сегодняшний день около 50 дней находились в секторе. Сейчас я в Киеве на лечении. 

FN: Где дислоцировались?

СД: У нас батальон полностью базируется в Дебальцево. А бои… Как таковых боёв крупных не было, таких баталий, как принято считать. Распространённое мнение: бои, как в фильмах про Вторую мировую. А мелкие перестрелки бывают практически каждый день. 

FN: Расскажите про перемирие. 

СД: (смееется) Перемирие. От перемирия там только одно название. То есть как: объявляется перемирие, мы не стреляем. Если раньше у нас было, что вот поставили сигнальные растяжки возле зелёнки, возле которой мы там стоим, растяжка сработала — простреляли этот сектор, и себе дальше сидим спокойно. То сейчас, растяжка сработала — наблюдайте. Потом вообще сказали, что полностью прекращение огня, только ответный огонь. Это, как я говорю, стрелять можно тогда, когда тебя уже убили. На самом деле это не смешно, потому что из-за этого во время этого перемирия несколько человек у нас погибло по этой именно причине, из-за того, что стрелять нам нельзя. То есть, мы воюем по правилам, а те, кто по другую сторону — они воюют, как хотят. Такая какая-то дурная война.

Сепаратисты используют перемирие, чтобы перебрасывать подразделения к линии огня

FN: Президент Порошенко говорил, что необходимо прекращение огня, необходимо, чтобы наши части придерживались таких правил. А тех, кто со стороны сепаратистов нарушает правила вычисляют и уничтожают, и их, соответственно, становится всё меньше. Наблюдали ли вы, что их становится меньше?

СД: С той позиции, с которой я наблюдал это всё, мне это было незаметно. То есть, наоборот даже: были случаи, когда мы выезжали на позицию, они уже делали специальные брустверы, чтоб не было видно передвижений их. То есть, это всё делается не для перемирия. Это для того, чтобы было возможно перебрасывать там подразделения, но чтобы мы этого не видели. Ну и огонь периодически ведётся. 

Во время перемирия со стороны ДНР стреляют миномётами

FN: Какого рода огонь сейчас?

СД: Миномёты, стрелковое оружие. Миномётами они почему-то бьют по самому городу, по Дебальцево. Ну, и по позициям, но вот они ещё и бьют по Дебальцево. Когда мы заезжали в Дебальцево, то там дорога, улица — и воронка в ней. То есть, просто вот, в направлении города стреляют. И почему-то местное население считает, что это мы же расстреливаем Дебальцево. Они не могут понять, что если мы сами стоим в Дебальцево, то мы не может обстреливать город, потому что мы сами тут находимся и можем своих же накрыть. Но они этого не понимают. Они считают, что, поскольку мы там находимся, мы — корень зла.

«Миномётами они почему-то бьют по самому городу» - Сергей Демиденко (фото FaceNews)

«Вилка возраста личного состава — от 20 до 58 лет»

FN: Вы личным составом занимаетесь, что можете сказать о настроениях людей? Есть ли какая-то психологическая поддержка? Я общалась с военным психологом, который работает на линии фронта с начала АТО, и он говорит, что психологов не хватает, но, поскольку идут активные боевые действия, нужна поддержка, и этим должны заниматься те, кто работает с личным составом. Вы как-то работали с бойцами в этом плане?

СД: Я пытался работать. Но сказать, что у меня сильная психологическая подготовка для работы с личным составом, то у меня такого нет. Можете себе представить: у меня вилка возраста личного состава — от 20 до 58 лет. И к большинству людей нужен каждому свой подход. Это, на самом деле, очень тяжело. Намного проще работать со срочниками, которым 18-19 лет, и можно им рассказывать, как надо жить. А люди, которым я в сыновья гожусь, сами меня десять раз могут научить. Пытаюсь, но это, конечно, тяжело. Скорее всего, это сводится к тому, чтобы плавно переводить их в нужное русло. Вроде как получается. 

FN: Подготовка у вас есть психологическая? 

СД: Гражданское образование — юрист, заканчивал Академию внутренних дел, а военное — это кафедра подготовки офицеров Национального университета обороны Украины. Ну, там психология преподавалась, но так, достаточно поверхностно. Но, скажем так: кто хотел учить, тот учил. 

«Никто ничего не знает: сколько мы будем стоять, когда нас сменят»

FN: Ротация происходит?

СД: Ротация происходит в Нацгвардии. Они 45 суток в зоне АТО, потом их меняет другой батальон, и на какое-то время они отправляются домой. 11-й батальон, они вместе с нами в Десне тренировались, комплектовались — на днях тоже приехали, их сменили. Они уже три месяца там были. В нашем случае ещё никто ничего не знает: сколько мы будем стоять, когда нас сменят. В шутку говорим: дембель в маю, всё по фигу. 

FN: То есть, весь ваш батальон состоит из мобилизиронных?

СД: Скажем так: у нас смешанный коллектив, есть и добровольцы. Но мы в любом случае призываемся, мобилизируемся. Потому что это всё проходит через военкомат. Военкомат нас мобилизует и отправляет в какую-то часть. Просто кто-то оббивал пороги и просился, а кому-то пришла повестка. По повестке у нас, по своей роте могу сказать, не больше 20% личного состава. Когда у нас уже начали доукомплектовывать в связи с тем, что у нас расширялся штат, тогда уже больше людей пошло по повесткам. 

FN: Вы говорите, что у вас только 20% людей — по призыву, а остальные — добровольцы. Почему люди идут воевать?

СД: Потому что они не хотят, чтобы этот бардак докатился сюда. Есть такое выражение: аппетит приходит во время еды. Отдали Крым вообще без одного выстрела, ну, там, двоих человек убили во время того, как Крым отбирали у нас — полезли на восток. Если бы отдали восток — полезли бы ещё дальше на юг. Отдали бы юг — полезли бы в центр. А дальше кто его знает, как бы оно было. Если не дать нормального отпора... В одном фильме, который я смотрел говорилось: победа должна быть такой, чтобы предотвратить все остальные войны. Вот у нас пока так не получается.

«На войну пошла наиболее активная часть населения, в том числе и политически»

FN: Как насчёт недовольства тем, что происходит в Киеве, киевской властью — есть такие какие-то мысли? 
 

СД: Мысль поехать батальоном к Верховной Раде у нас была, ещё когда батальон только собирался в Десне. То есть, недовольство, конечно, огромное. Когда те, кто вчера назывались «регионами», сегодня называются «Оппозиционным блоком» и рассказывают, что нынешняя власть начала войну, развалила промышленный комплекс, убивают ваших детей и так далее — я не знаю смеяться, то ли плакать. Мне больше всего обидно за людей, которые в это всё верят. Как говорится, пипл хавает. 

FN: Если вам скажут, что не будете голосовать, будете ли вы разбираться, волнует ли это вас?

СД: Недовольство, конечно, будет. Уже немножко не та ситуация, когда сказали-съели-проглотили, и всё. Тем более, можете себе представить: люди, которые добровольно пошли на войну — это скорее более активная часть населения, в том числе и политически. Даже те, кто не были на Майдане, не верили в это всё, не понимали, зачем это всё, на войну пошли. Потому что Майдан — это такое, можно было бы этого Яныка и через два года выгнать на выборах. Но когда уже тут такой полный капец творится, то тут уже нечего дома сидеть. 

«Нас готовили два месяца с небольшим, а некоторых — день-два»

FN: Как вас готовили? Сколько дней, на какой базе?

СД: Два месяца с небольшим нас готовили. То есть, у нас была тактика, стратегия, стрельбы, медицина, то есть, нас готовили серьёзно. Хотелось бы больше, но слава богу, что было и это, потому что люди приезжали, день-два, выдавали автоматы и отправляли. Это хорошо, если человек служил срочную службу, очень хорошо, если ещё в советской армии, когда там ещё хоть что-то было, бойцов учили. А вот уже в независимой Украине армия у нас была средством отмывания денег. Единственное, для чего нужна была срочная служба. 

FN: То есть, с конца июня вы готовились?

СД: Я пришёл в часть 10 июня. И, считайте, до конца августа мы были в Десне, мы готовились.

FN: У вас стабильная часть, кто отправился, так все вместе и воюете?

СД: Нет, у нас пополнение приходило, как они тренировались, я не знаю, потому как мы уже были в зоне АТО. Но тот факт, что оружие им выдавали уже на месте, свидетельствует о том, что подготовка велась не лучшим образом. Если нам оружие выдали, и мы с этим оружием спали, мы с этим оружием ходили в столовую, мы за него полностью отвечали на протяжении практически двух месяцев, до отправки, то эти люди ходили налегке. Видимо, на полигон им привозили какое-то оружие, из которого они стреляли, а потом уже приехали под Дебальцево, и там уже им выдали их личное оружие.

Можете себе представить: когда ты имеешь одно оружие, ты к нему привыкаешь, чистишь, ухаживаешь за ним, ты знаешь, как оно стреляет, и так далее, и совершенно другое дело, когда ты на подготовке бегаешь с одним оружием, и даже, может, бегаешь и без оружия, потому что это ж каждому надо дать по автомату, а потом приезжаешь сюда, тебе выдают оружие, и тут ещё и полный запрет на стрельбу, на пристрелку оружия, и ты даже не знаешь, оно у тебя стреляет, или нет. Потому что у нас были случаи, когда меняли автоматы, когда автомат не стреляет одиночными.

«Дубок» — камуфляж, который видно в любых условиях»

FN: Как насчёт обеспечения сейчас: что даёт государство, а что поступает от волонтёров?

СД: Скажем так. Из того, что необходимо — потому что есть такое понятие, как ОЗК [общевойсковой защитный комплект], вещмешок и так далее. Из того, что необходимо, государство выдало оружие и боеприпасы. Всё остальное либо куплено за свои деньги, либо было привезено волонтёрами. Ну, это в моём случае. 

FN: Всё остальное — что сюда входит? Без чего фактически невозможно воевать?

СД: Обувь нормальная. Берцы, которые дают, по крайней мере которые у нас были — это страшная вещь. Они скрипят так, что, грубо говоря, за полкилометра можно услышать, что кто-то идёт. Нужны наколенники, обязательно, потому что колени убить можно крайне просто. Форма нормальная. Вот этот «дубок», который у нас на вооружении — это камуфляж, который видно в любых условиях. Я не знаю, какой идиот создавал этот камуфляж, но камуфляжем его можно назвать только по общим параметрам. Кевларовые шлемы. Каски у нас такие, с которыми мой прадед воевал во времена Великой отечественной войны. Она не выдерживает ничего, даже пистолета ПМ, о котором вообще шутят, что если человек долго служил в армии , то он с первого раза не может застрелиться из него. Бронежилеты. Но бронежилеты нам выдали, конечно, в части. Нормальные разгрузки — тоже очень нужная вещь. Потому что выдавали нам подсумки на три магазина, которые вешаются на ремень — крайне неудобные, стягивают с тебя штаны, если эти магазины ещё полные. Тем более, три запасных магазина — это ничто. Что ещё необходимо? Термобельё, тактические перчатки, тактические очки — вот это вот всё. Этого всего у нас просто даже по уставу не положено иметь солдату. Они всё вещи необходимые, но это всё либо волонтёры, либо покупается. 

«Автотранспорт — советских времён»

FN: А как насчёт автотранспорта, тепловизоров? Волонтёры во многом занимаются этими вещами. Нужны ли они там? Почему государство не поставляет?

СД: Я не знаю, почему государство не поставляет, это надо, наверное, спросить у кого нибудь, кто к этому государству имеет более плотное отношение, чем я. Тепловизоры нужны, потому что, к примеру, ночью, на постах, темень такая, что просто глаза вылазят. У людей просто устают глаза, возможно даже падает зрение у некоторых. Всматриваешься в эту темноту, но ты всё равно ничего не видишь. Больше начинаешь полагаться на слух. А тепловизор — он уже тебе какую-то картинку даёт. Уже видно, где собака пробежала, где что, уже можно что-то отличить.

Приборы ночного видения — это немного другое. Потому что даже если человек в хорошем камуфляже — есть такие камуфляжи, что человек отошёл на двадцать метров в зелёнку, и его днём не видно — с ночником его тоже не видно. Транспорт — ЗИЛ-131, ГАЗ-66, «Уралы», если повезло — КРАЗ. Это всё ещё с советских времён. Пока водитель его крутит — он едет. С техникой тоже всё достаточно плачевно. Если волонтёры подвозят какую-то хорошую технику, то это очень классно. Не хватает джипов-внедорожников, потому что реально это удобная вещь, когда можно быстренько подъехать куда-то там, если надо сменить личный состав или просто подвезти три ящика патронов. Потому что иначе просто надо гнать 131-й ЗИЛ. Можете себе представить. То есть, с техникой у нас вопрос, конечно, больной. 

FN: А как бронетехника? Поставляет государство? В достаточном ли количестве? Сейчас, во время перемирия, как? 

СД: Как сказать — в достаточном количестве? Есть утверждённый штат батальона, там, где написано, сколько у нас должно быть танков, самоходок, бронетранспортёров и так далее. В соответствии с этим штатом поставляется. То, что нам полагалось, у нас есть. Но тоже это образцы с советских времён. Нашу технику механики-водители крутили чуть ли не две недели. Но те, кто более совестные и более толковые — у тех она на ходу, а те, кто так, едет — да и нормально — те постоянно что-то меняют, чинят, крутят, и так далее.

Вообще, страна не занимается армией, занимается ею народ. Возникает вопрос — а чем же ж тогда платить налоги? Потому что то, что должна давать армия — сейчас это, боюсь ошибиться, но на 85-90% нас обеспечивают волонтёры. Если бы у них была возможность ещё закупать нам танки, и оружие, и БМП и так далее — они бы и этим нас бы обеспечили. Просто что это не находится в свободной продаже. Хотя, даже и так есть там, когда снайперам покупают хорошие винтовки, толковые. Потому что СВД — это не снайперская винтовка, абсолютно. Это вообще войсковая. Это только в Советском Союзе она считалась снайперской. А так, я ж говорю, государство нам выдало технику военную, оружие и боеприпасы. Ну, возможно, что-то ещё из продуктов, потому что приезжаем на склады — там просто гора. Но судя по домашней консервации помидоров и огурцов и так далее, то и там волонтёры тоже помогают.

Нужны внедорожники, чтоб успевать спасать людям жизнь

FN: А медиков медицинского обеспечения хватает? Медики успевают оказать помощь?

СД: Медиков в принципе у нас хватает. Тем более, что это не должны быть хирурги и так далее. Это должны быть люди, которые оказали первую медицинскую помощь, выиграли драгоценное время, довезли до больницы. Дальше за жизнь человека будут бороться уже врачи в операционной в белых перчаточках. А их задача — это эвакуировать, вывезти, и, по возможности, выиграть время. С транспортом проблема — это да. Есть там и «Газелька», и карета, но нужен нормальный транспорт. Те же джипы проходимые, в которых можно наступить на гашетку и ехать 160, когда надо, потому что везут тяжёлого, чтоб просто успеть, а когда машина просто из-за возраста, да и вообще, конструктивно, она создана так, что она едет 90…

«К миру на Донбассе можно приблизиться тогда, когда обе стороны этого захотят»

FN: Каковы настроения личного состава сейчас? 

СД: Когда крайний раз дали команду не стрелять… Вот идёт кто-то — надо ему сначала крикнуть: «Стой! Кто идёт?», потом надо крикнуть: «Стой! Стрелять буду!», потом надо сделать предупредительный выстрел в воздух, и только после этого открывать огонь — ну тогда уже был траур просто у всех. А так вообще люди, в принципе, достаточно адекватно, нормально реагируют. Просто что вот единственное что угнетает эта обстановка, когда по тебе стреляют, а ты — нет. Потому что тебе, выходит, нельзя. Естественно, ответный огонь ведётся. Но хотелось бы, грубо говоря, иногда прорабатывать зелёнки, там, вот такие вот места опасные. Но нам пока не разрешают. Дурная ситуация. 

FN: Не думаете, что таким образом мы приближаемся к миру на Донбассе?

СД: К миру на Донбассе можно приблизиться тогда, когда обе стороны этого захотят. Когда мы говорим, что мы хотим мира, а по нам стреляют — с этого толку не будет. Возможно, там есть какой-то более стратегический план, который мне просто даже не положено знать. Но исходя из того, что на сегодняшний день я знаю, видел и так далее, то я бы сказал, что нечего с ними договариваться. С террористами… Вы смотрели американские фильмы, где террористы захватили заложников. «Мы не ведём переговоры с террористами». Просто взять ту же самую модель поведения и использовать в нашем случае. Мы переговоров с террористами не ведём. И просто их уничтожать. Почему-то Израиль не ведёт переговоров с террористами, Америка не ведёт переговоров с террористами, а мы почему-то садимся с ними за круглый стол и начинаем думать, как нам сделать. Подписываем с ними документы, они говорят, что не будут стрелять, а потом расстреливают наших бойцов.

Местные: одни помогают, другие — сдают

FN: Какого рода у вас контакты с местными жителями, и как они относятся к вам и к той стороне?

СД: Продуктов им подвозим, сколько сами можем себе позволить, потому что тоже и себе надо, кушать. Делимся с ними продуктами, помогаем, как можем. Один раз ехали за продуктами — стоит женщина, прямо вот так на дороге, машет, остановились. Она кричит что-то, выбегаем, а у неё в сарае от «Града» кассетный снаряд, который в воздухе  распадается на несколько частей и падает — застрял в крыше сарая, на боевом взводе, просто что он не взорвался, не сдетонировал, видимо, недостаточная сила удара была. У женщины паника, понятное дело: прилетело непонятно что, она боится, когда он взорвётся, не взорвётся. Мы поехали, сообщили инженерам.

Так что мы пытаемся наводить контакты с местным населением. Но проблема у местного населения состоит в том, что, если так можно выразиться, они зазомбированы. Вот они на сто процентов уверены, что мы каратели… Это надо посмотреть канал «Луганск-24» или ещё что-нибудь, и вы поймёте, что они, в принципе, о нас думают. Потому что, когда мы только приехали, мы ещё смотрели канал «1+1», показывал, смотрели новости. Потом сигнал становился всё хуже и хуже, он пропал и его не стало. Вместо «1+1» стал «Луганск-24». Можете себе представить, что там рассказывали. То есть, там рассказывают такое, что украинские каратели в Дебальцево перестреляли всех мужчин, беременным женщинам вспарывают животы, вынимают оттуда эмбрионы. Короче, я так понял, что даже немецкие солдаты во времена Второй мировой по сравнению с нами — это просто ангелы. Ну бред, просто бред.

FN: Ну а есть ли такие, кто всё-таки помогает?

СД: Конечно, есть исключения. В любом правиле есть исключения. Тем более, нельзя сказать, что там подавляющее большинство против нас. Скорее, это связано более с тем, что у людей идёт ассоциация: люди в военной форме — это проблема. И там уже люди не особо разбираются, носят ли эти люди украинский флаг или георгиевскую ленточку. То есть, понятно, что где стояли какие-то войска — по ним идёт обстрел. Понятно, что они хотят, чтобы это всё скорее закончилось. Есть люди, которые наоборот, приезжают на блок-пост и говорят: мужики, завтра вас будут обстреливать. Предупредил — ага, хорошо, спасибо. Пацаны подготовились. А есть и наоборот, обратные случаи. Когда едет колонна, стоит мужик, считает машины и по телефону сразу. И того, и того хватает. 

«Допрос с пристрастием — не наши методы»

FN: Вы видите мужика, который считает, сколько машин в вашей колонне. Что вы делаете? 

СД: А что ему сделаешь? «Жене позвонил», — он может сказать. Если бы уже была у нас такая какая-то война, как в советские времена, мы бы ему мешок на голову, вывезли бы в лес, допрос с пристрастием и так далее. Но, помните, как в фильме: «Напарник, это не наши методы».

FN: Вам доводилось в плен брать кого-то из противников? Что вы с этими людьми делаете?

СД: Мне лично — нет. Из нашего батальона ребята поймали двоих. Копали окопы. Была у них трудотерапия. 

FN: Это были сепаратисты, или местные жители, которые помогали?

СД: Это местные жители. Потом пришла мать одного из этих… Даже не могу подобрать правильное слово для них. Одного из этих кадров. И говорит: это он пошёл деньги так зарабатывать. То есть, у них это было просто. Человек пошёл зарабатывать деньги, убивая людей. А вопросами морали, что он убивает людей за деньги, что, по сути, это как киллер — они этим не задаются. Он просто пошёл деньги зарабатывать. Мама приходит и говорит: он просто пошёл зарабатывать деньги. Она не осознаёт, что пришла к людям, чьих собратьев убивал этот парень, и она им рассказывает: он просто пошёл зарабатывать деньги. Понятие морали у этих людей настолько изуродовано — морали, нравственности — что мне просто не хватает слов. И она просила его отпустить. Ну, я не знаю, как там дальше сложилась ситуация.  А сдал их кто-то из местных, ну и были какие-то доказательства того, что они были на стороне сепаратистов.

Отрезанные от мира

FN: Доступ в интернет есть?

СД: Плохой очень. У нас не всегда даже есть возможность позвонить.

FN: А что в интернете, когда получаете доступ — вы что-то там ищете? Что ищете? Постите, может, что-то?

СД: Да какой. На «Укр.нет» заходишь, и то даже не можешь саму статью открыть, только заголовки читаешь. Надо ещё себе купить нормальный телефон, а то была вот эта «Нокиа» клавишная. Нажимаешь статью, а страница просто обновляется. Вот и вся инфомрация. Может, привезут к штабу какие-то газеты. Газет наберёшь, хоть что-то почитаешь. Или кто-то там из отпуска приедет, журнал привезёт какой-нибудь. Но там достаточно такое, мало информации. Берётся какая-то конкретная ситуация и разбирается, грубо говоря, до корней. А хотелось бы по чуть-чуть всего узнать, что в мире творится. А если у кого-то есть хороший телефон с интернетом, то там уже можно посмотреть уже, больше разобрать ситуацию. 

FN: А фронтовая газета есть? На конференции по информационной безопасности представители Минобороны говорили, что закупили уже оборудование для передвижной типографии, должны были начать газету фронтовую печатать — такая газета до вас не доходила? 

СД: Может, она и есть, но я её не видел. Не могу говорить о том, чего я не знаю. 

FN: А какие газеты в штаб приносят? И часто ли?

СД: «Народна армія». В основном эту. 

«Зачем телефоны выключать, если мы всей колонной средь бела дня по Чернигову ехали?»

FN: У вас есть какие-то запреты на то, что можно размещать в интернете?

СД: Есть же понятие военной тайны. Нельзя говорить, сколько у нас, чего у нас, где оно базируется, и так далее. Хотя я честно вам скажу, что всё это большая ерунда, потому что по ту сторону баррикад уже давным давно знают, сколько, чего и где. При выдвижении нашем из Десны был приказ позабирать у всех мобильные телефоны, чтобы никто никому ничего не сказал. Но это идиотизм полный, когда через Чернигов едет колонна машин с чёрными номерами, тянет за собой специфические прицепы — любой человек может снять это на смартфон, выложить в интернет. И толковый человек сразу же расскажет, сколько приблизительно личного состава, сколько там оружия, и что там ещё возилось.

Ну, вроде как, надо порядок соблюдать. В советские времена на полигон части выезжали ночью. А мы среди белого дня, по Чернигову катаемся. Я не знаю. Может, я в этой жизни чего-то не понимаю, и сказать, что я там какой-то сильно военный, после того, как я два года несчастных по пятницам походил на военную кафедру — но я понимаю, что это ерунда полная. Если мы уже так едем, то какой смысл забирать у людей телефоны. 

«Проблемы с коммуникацией есть даже внутри батальона»

FN: Нормальная ли коммуникация между вашим батальоном и теми, кто рядом размещается?

СД: О коммуникации такого рода, между подразделениями, я не знаю, но то, что у нас есть проблемы с коммуникацией внутри батальона — это факт. 

FN: В чём заключается проблема?

СД: Связи нет. 

FN: Почему? Не работают аппараты, или вам их не выдали?

СД: Во-первых, недостаточное количество этой техники. Во-вторых, работает она плохо. В-третьих, малая дистанция работы. В-четвёртых, куча разных раций. Кому-то привезли одну рацию друзья, второму тоже привезли рацию, но они друг с другом не работают. Надо садить какого-то дежурного, у которого будет пятнадцать раций, и который будет говорить: «Пятнадцатый пост, всё тихо?» «Да». А потом пятый пост передаёт пятнадцатому, что надо что-то сделать. Тот берёт эту рацию, говорит: «Алло, пятнадцатый...» - «Нет, это четырнадцатый», - а, тьфу, блин, вот эта рация! И тогда уже звонит пятнадцатому. Иногда это даже анекдотично смешно. Но в большинстве случаев от этого всего плакать хочется.

Офицер батальона «Киевская Русь» Сергей Демиденко (фото FaceNews)

«Кильку жарим, кильку парим, кильку так себе едим»

FN: Что делаете в свободное время? Много вообще свободного времени? 

СД: Змею поймали один раз. Поставили сетку, поймали змею. Отрезали голову, сняли шкуру, пожарили, попробовали — ну так, курица. 

FN: А что, курицы не хватает?

СД: А мяса как такового вообще в принципе и нет. Тушёнка. Иногда бывает там что-то где-то кто-то из друзей-знакомых приедет, привезёт. Или в город выедем. Но в городе тоже там мало, с продовольствием проблемы. Есть кусок мяса — купили кусок мяса, плов сделали, ещё что-то такое. Сообразили. А так, кильку жарим, кильку парим, кильку так себе едим. 

FN: Спасибо большое, что поделились информацией. Желаю вам выздороветь, и чтобы всё поскорее закончилось, и чтобы все ваши друзья вернулись здоровыми.

СД: Спасибо.