Cоциальный психолог: Ультраправые и коммунисты скоро канут в Лету

Статті

31.03.2014 12:54

Статті

Социальный психолог Олег Покальчук умеет вселять аргументированный оптимизм и объяснять, почему все будет лучше, чем мы ожидаем. Покальчук побеседовал с FaceNews о том, что происходит с Украиной, почему Россия не сопротивляется Путину и какими мы выйдем из этой эпохи перемен.

Социальный психолог Олег Покальчук, фото parasol-studio.com

Социальный психолог Олег Покальчук умеет вселять аргументированный оптимизм и объяснять, почему все будет лучше, чем мы ожидаем. Например, он считает, что Путин стал катализатором становления украинцев, как политической нации. Что наша страна получила подзатыльник от истории и тем самым – толчок к развитию и росту. Олег Покальчук побеседовал с FaceNews о том, что происходит с Украиной, почему Россия не сопротивляется Путину и какими мы выйдем из этой эпохи перемен.

– Как случилось, что украинцы, долгое время жившие по принципу «моя хата с краю», вдруг собрались и вышли на Майдан?

– Если вы заметили, поговорка про «хату» давно не в ходу. Украинцы не инертны – пропаганда их  такими изображала. Социальный взрыв произошел не потому, что мы чудесным образом изменились. Каждому лично наступили на мозоль. На площадь выходят не «революционные массы», а живые люди. В 2001 году, еще до «Украины без Кучмы», Юлия Владимировна как-то спросила меня, какие условия необходимы для социального взрыва. Я сказал: нужно, чтобы у каждого появилась мотивация. Вот она и появилась: у людей стали отбирать последнее, каждый почувствовал, что им пренебрегают как личностью…Потом их начали избивать и убивать. С этого момента власть была приговорена. Для масштабных изменений достаточно, чтобы их хотело не менее 20% общества – это «закон Парето». У нас было 5-7% – в основном, молодежь, но Майдан, пассионарно «омолодив» людей зрелых и пожилых, дал нам эти 20%.

– И чего нам теперь ждать от себя?

– Роста и развития. Общество годами находилось в «сумеречной зоне», не видя никаких ориентиров и сходя с ума от этой неопределенности. И вот появилась ясность: есть враг, агрессор и оккупант – Кремль и его 11 вымученных союзников, есть могущественные друзья и единомышленники  – те 100 стран, что осудили аннексию Крыма. Есть понятные европейские правила, по которым будем жить. Появились социальные лифты, новые возможности для самореализации: кто-то будет пользоваться ими и восторгаться, кто-то вернется к прежним делам. В романтике революции нет ничего самоценного – это все подростковые фантазии. Взрослые люди хотят не революции самой по себе: они восстают, поскольку хотят справедливости и упорядоченной, достойной жизни.

– Как перемены отразятся на раскладе политических сил?

– Ультраправые и коммунисты уйдут в историю. Электоральная поддержка в пределах нескольких процентов –  все, на что они претендуют в современной Европе. Быстро будет формироваться ось: «либералы — консерваторы», не британская классика, а скорее как в странах Балтии или Польше. Серьезный удар нанесен всем тайным и явным олигархическим политпроектам, тем, кто сидел на государственных денежных потоках: прежний дерибан невозможен из-за того, что для Украины вводится что-то вроде «Плана Маршалла». Временное правительство (имею в виду исключительно экономику и международную политику) сейчас действует очень правильно и квалифицированно.

Изменения в политикуме не будут означать, что страна исцелится мгновенно. Нюрнбергский процесс вовсе не излечил Германию от нацизма: оказалось, повесить первых лиц режима недостаточно. Понадобилась пятнадцатилетняя программа денацификации всего общества. Что-то подобное нужно и нам: слишком много во власти саботажников, еще с  большевистских времен. Однако наше общество справится: оно не успело оторваться от своих здоровых корней во многом благодаря тому, что исторически у нас менталитет хуторян, а не колхозников. Это в колхозе достаточно сменить председателя, чтобы превратить всех в обитателей «скотного двора»: хутора же приходится долго  завоевывать один за другим.

– Во время Майдана рядовые граждане занимали здания, проверяли документы, досматривали машины… Не ожидает ли нас повальная «шариковщина»?

– В такие времена и хорошее, и плохое в людях проявляется ярче. При этом хорошие люди могут для общества сыграть отрицательную роль «полезного идиота», а плохие – положительную, оказавшись в нужном месте в нужное время.  Но потом все тяготеет к уравновешиванию. Мы восстали не потому, что очень хотелось, а потому, что так, как раньше, жить больше было нельзя. Восстание закончилось  – большинство с облегчением отправилось по домам, делать революцию дальше. Менять систему власти. Шариковы и швондеры всегда в меньшинстве. Они могут попытаться удовлетворять жажду власти в своем окружении, но окружение вряд ли позволит, это уже заметно. Их, конечно, будут использовать для провокаций: «Тебя недооценили, пойди и набей им всем морды, а мы тебе рублик дадим». Но в Украине, оказалось, есть Служба Безопасности. С неподдельным изумлением вижу, что она защищает страну. Тем не менее, это факт.

– В восточных областях кое-кто до сих пор боится нашествия «националистов, ненавидящих все русское»…

– Украинцы – нация уже не этническая, а политическая. По моим прогнозам, на то, чтобы стать политической нацией, нам нужно было лет десять. И это время мы прошли – точнее, промчали – за три зимних месяца. Окончательно создал в Украине гражданское общество и объединил нас в политическую нацию - Путин. До сих пор мы жили в XIX веке: делились на национальности и по-хозяйски уповали на свою этничность – вдруг пригодится, ведь раньше же работало? Музейная ценность – безусловно, тоже ценность. Но на нее ведь не полагаются в макроэкономических процессах.  Так и этнические корни. Они важны для культуры, но не более того. Социально  ответственными украинцами чувствуют себя все, кто живет в Украине и собирается строить ее дальше – в том числе этнические русские, евреи, армяне, греки, венгры, румыны, болгары. И крымские татары, безусловно. Не важно, как они говорят, важно – о чем. В Российской Федерации такого не случилось: там не просто враждуют, а истово режут друга по национальному признаку, с1990-х по сей день. И Кремль экспортирует эту ущербную раздробленность «русского мира» к нам, действуя через таких «профессиональных русских», которые не имеют ничего общего с русской идентичностью и вдобавок оказываются совершенным дерьмом. Ну или уж совсем по советской старинке – везет эти идеи на танках.

От чего русские, живущие в Украине, действительно будут страдать, так это от «родовой травмы»: они-то по духу украинцы и европейцы, нынешняя политика России дика и чужда для них, но они чувствуют стыд и вину за нее. Так сознательные граждане стран, чьи лидеры поддержали аннексию Крыма (включая саму Россию, «другую Россию»), сейчас находят способы извиниться за это перед украинцами.

– Попытки воздействовать на происходящее в Украине вряд ли прекратятся…

– Разумеется, нет! Мы будем им противостоять – жизнь будет теперь такой, взрослой. Нас, ленивых, Бог берег слишком долго,  двадцать с лишним лет, и мы почему-то решили, что так будет всегда. В 1991 году мы не захотели кровью платить за взросление. И к 2014 году набежали  проценты. Иначе говоря, мы научились ползать на четвереньках, кое-как поднялись на ноги – и вдруг получили подзатыльник от истории: иди!

– Между Путиным и Гитлером подозрительно много аналогий. Гитлер тоже присоединил чужие территории под предлогом защиты соплеменников, и сделал это после помпезной Олимпиады. Насколько правомерно по действиям одного диктатора предсказывать действия другого?

– Помимо бесспорных аналогий, есть и различия. Гитлер обращался исключительно к этническим немцам, Путин не может опираться на этнических русских. У него целая федерация, субъекты которой совсем недавно имели широкие права вплоть до собственных представительств за границей, и были этих прав постепенно лишены. Он управляет, стравливая народы своей страны друг с другом и соседями.  Не надо иллюзий о «братстве»: мы с этими соседями из РФ зачастую вообще не родственники.

Путин – очередное воплощение того же зла, что и Гитлер, но вовсе не второе по счету. Именно Гитлера мы вспоминаем потому, что он был сравнительно недавно. В целом же диктаторские технологии универсальны: массы любят подчиняться, поклоняться,  менять свободу на хлеб. Россия не стенает под гнетом Путина, как и Германия отнюдь не стенала под гнетом Гитлера: сначала диктатор всегда приносит  народу благоденствие. Потом затягиваются пояса, а расплата наступает позже. Доживают не все.

Рано или поздно Россия не избежит того, что произошло у нас. Накопятся и среди россиян 20% желающих перемен. Изолировать российское общество, особенно молодежь, от влияния Европы не получится, да и не оставят теперь Путина в покое. В прошлом веке, если бы СССР не отступил от Кубы, началась бы  «горячая» война. В XXI веке в ней нет необходимости: достаточно экономических рычагов. Зависимость Кремля от цен на нефть и газ никто не отменял…

– Сейчас многие украинцы замечают, что не могут заставить себя смотреть советские и российские фильмы. Эта культура перестала ощущаться как своя. Можно ли сказать, что из-за нынешних действий Кремля мы теряем общие с Россией мемы – единицы культурной информации?

– Мы отнюдь не перестали любить и уважать подлинную российскую культуру и саму Россию. Не Эрэфию, а настоящую Россию, которую можно местами увидеть, скажем, в Питере. Жестокое разочарование ощущают лишь те, кто был очарован «совком» и его подвидами – например, патриархом Кириллом. Квинтэссенцию разочарования можно будет наблюдать в самом Крыму, через месяц-полтора. Любая эйфория дольше не длится, и крымчане, которые ждали от присоединения к России каких-то чудес, с удивлением обнаружат, что их мир изменился отнюдь не к лучшему. А бесплатное варенье и печенье «мальчишам-плохишам» дают только в сказках.

Не надо драматизировать путинскую интервенцию. Как видите, она в основном не разрушительна, а созидательна. Приходит враг, орет: «Вы - никто». А мы спокойно отвечаем: «Нет, мы – кто». И мир нас слышит. Процесс, о котором вы говорите, российское вторжение в Крым лишь ускорило. Мы отдаляемся от советского кинематографа, поскольку давно живем в других реалиях. Взять «Иронию судьбы»: сейчас мы с трудом понимаем, чего в ней смешного. Что до российских сериалов, которые нам показывают – это та же голливудская помойка, только русскоязычная. А в мире есть нормальное кино. И нормальная жизнь.