Голод и жажда: как выживают в Каракасе за $0.002 в день (спецрепортаж из Венесуэлы)

Статті

16.05.2019 09:02

Франческа Борре, «Громадське»

Статті

​Голод, гиперинфляция, погибшие во время разгона демонстраций, попытка военного переворота, двоевластие. В начале мая ситуация в Венесуэле обострилась, тогда как политический кризис и протесты продолжаются уже почти пять лет.

В январе 2019 года лидер Национальной Ассамблеи Хуан Гуайдо объявил себя исполняющим обязанности президента. США, многие страны Латинской Америки и часть европейских стран признали его временным главой государства. Тогда как действующий президент и последователь Уго Чавеса Николас Мадуро остается у власти и контролирует ситуацию в стране. Его поддерживает, в частности, Кремль.

Но каково это — жить в Венесуэле на 600 боливаров ($0,002 — курс приблизительный по состоянию на середину мая, поскольку стремительно меняется каждый день — ред.) в день (таков официальный прожиточный минимум)? Учитывая постоянные изменения курса, даже сложно сказать, насколько это мало — но точно недостаточно, чтобы утолить жажду и голод. Известная итальянская журналистка и военная корреспондентка Франческа Борри провела девять дней вместе с семьей, проживающей в обычном квартале социального жилья в Каракасе. Этот материал журналистка специально передала Громадскому, чтобы его прочитала украинская аудитория. Борри длительное время работала в Сирии и Ираке, она — автор книг «Cирийская пыль: Репортажи из сердца войны» и «Направление — рай: Среди джихадистов на Мальдивах».

Мадуро или Гуайдо? Кто прав? Чья это вина? Империализма или социализма? Во всем виноваты Соединенные Штаты, которые заморозили счета Венесуэлы, или социальная система, на которую правительство тратило, тратило, тратило, пока не обанкротилось? Кем был Уго Чавес? Действительно ли революционером?

После трех дней единственное, что я знаю наверняка — я голодная.

Просто голодная.

Население Венесуэлы — 32 миллиона. По данным ООН, 4,4 миллионам венесуэльцев не хватает воды, 3,7 миллионам — пищи, 2,8 миллионам — медикаментов. Еще почти 3,5 миллиона покинули страну. В среднем каждый венесуэлец похудел за год на 11 килограммов. Это называют «диетой Мадуро». Ее признаки заметны на изможденных лицах моих друзей, живущих в Миссии Вивьенда и авеню Либертадор — главных районах Каракаса. Я живу здесь, в одном из социальных домов, которые во времена Уго Чавеса спроектировали для бедных. Таких людей тогда было почти 3 миллиона.

Это 12-этажное здание, на каждом этаже — по восемь квартир. Я поселилась У Мариэлы Герерро — 48-летней медестры, которая живет с сыном. На троих у нас килограмм риса, полкило муки, три моркови и кусок сыра. Только я приношу пачку печенья, как соседка Балеска Самивамис — 44-летняя безработная, которая живет этажом выше со своей матерью, двумя сыновьями и внуком, у которой на кухне полкило сыра и шесть помидоров, и которая вынуждена читать по губам, что я говорю, потому что больше не может себе позволить купить новую батарейку для слухового аппарата, — предлагает пойти на шестой этаж, чтобы поделиться печеньем с 49-летней консьержкой Элианой Бенитес. Элиана больна склерозом. Она лежит на тоненьком матрасе, она истощена, ведь не может себе позволить лекарства. Элиана должна сделать выбор: медикаменты или ужин. Второй выбор: лекарства для себя или для 17-летней дочери, больной диабетом. У нее на кухне куриная грудка и полкило риса. Они угощают меня дождевой водой.

Я же готова выпить что угодно. Меня одолела жажда. Хочу пить. Я не пила 11 часов.

Люди набирают в емкости привезенную воду, в Каракасе большая нехватка питьевой воды, Венесуэла, 31 марта 2019 года

Фото: EPA-EFE/MIGUEL GUTIERREZ

Я живу здесь так, как все остальные — трачу 600 боливаров ($0,002) в день. Это то, что позволяет минимальная зарплата. На самом деле, я не могу сказать, насколько это точно. Один доллар равен 3000 боливаров, но инфляция прогрессирует семизначными цифрами. Боливар превратился в цветную бумажку. Буквально. Из банкнот делают оригами. И в целом никто не знает цен. Все зависит от того, платим мы в боливарах или в долларах. В обычном магазине, в государственном магазине или на черном рынке. Платишь наличными, через мобильный телефон или кредитной картой. Во многих случаях наличных нет, поскольку нет денег, чтобы печатать больше денег. Я одалживаю кредитку. Но меня предупреждают: поскольку не хватает пластика, сама карта стоит всех сбережений.

Люди не знают цен годами. У Венесуэлы есть только запасы нефти. Благодаря нефти она импортирует все, что нужно: семь из десяти товаров. Все зависит еще и от курса доллара. В 2003 году Уго Чавес ввел фиксированный курс валют. Если быть более точными — фиксированные курсы валют. Три. Один для публичных компаний. Другой для частных компаний и граждан — с квотой на обмен до $3 тысяч. И еще один — для всех остальных. Когда в 2015 году финансовый аналитик Рауль Галлегос, который писал книгу «Как нефть разрушила Венесуэлу», останавливался в гостинице «Ренессанс» — его комната стоила 9469 боливаров за ночь. То есть $1503, или $789, или $190 — или даже $53 на черном рынке. Все зависело от того, к какой форме обмена валюты у вас был доступ — легальной или через взятки. Поэтому Венесуэла — это страна, где Биг Мак может стоить $1,5, а айфон — $17 333, в зависимости от курса валют, который вы используете.

Мужчины сидят на лестнице возле закрытых магазинов и офисов в центре Каракаса, Венесуэла, 26 марта 2019 года

Фото: EPA-EFE/RAYNER PENA

Цены на фрукты в боливарах, Каракас, Венесуэла, 6 мая 2019 года

Фото: EPA-EFE/RAUL MARTINEZ

Так какова же Венесуэла и кем был Чавес? Что считать богатой, а что бедной страной? Что значит ее ВВП? С чем его сравнивать?

На самом деле Венесуэла зависит не только от нефти. Она также зависит от Соединенных Штатов, которые она так не любит, но это ее главный покупатель. Только у них есть заводы для переработки тяжелой сырой венесуэльской нефти. В 2015 году цены на нефть упали на 70%, Обама назвал Венесуэлу страной, представляющей угрозу национальной безопасности. Санкции были введены позже — при Трампе. Тот запретил все операции с Венесуэлой, также приказал заморозить счета CITGO — американского филиала венесуэльской нефтяной компании, которая из-за этого потеряла всю прибыль. Тогда как в Европе финансовые компании вроде Euroclear удержали $1,2 млрд с Венесуэлы, которые были направлены на медицину. Все это раскритиковала ООН, назвав действия «односторонними принудительными мерами». Международное законодательство запрещает любые попытки изменить правительство страны силовым способом. Военной или любой другой силой. Поэтому вместо того, чтобы менять правительство, можно накладывать санкции. Но здесь, в Латинской Америке, вспоминают не об Ираке или Иране, а о Чили Сальвадора Альенде (президент Чили, который был убит в 1973 году во время военного переворота при поддержке США — ред.). Это не кризис, говорит Мадуро, это экономическая война. Во время демонстраций против Мадуро можно услышать три слова: электричество, вода, еда. Тогда как во время митингов в поддержку Мадуро только одно: саботаж. Объединяет венесуэльцев одно слово — узурпация.

Сторонники президента Николаса Мадуро стоят возле фрески покойного президента Венесуэлы Уго Чавеса, Каракас, Венесуэла, 23 марта 2019 года

Фото: EPA-EFE/RAYNER PENA

23 января 35-летний Хуан Гуайдо, спикер Национальной Ассамблеи, назвал себя президентом. Он настаивает, что у Мадуро нет национальной поддержки, ведь тот выиграл во втором туре, когда на выборы пришли лишь 46% избирателей. Поэтому Гуайдо применил 233 статью Конституции. Она говорит, что спикер Национальной Ассамблеи заступает на место президента в случае его смерти, если тот сам возлагает власть, если есть решение Верховного суда, если президент физически или ментально не в состоянии выполнять свои обязанности, или если проводится референдум. Но там не говорится о самопровозглашении. Поэтому Мадуро и говорит, что Гуайдо узурпировал власть.

Если бы 233 статьи не было, было бы проще и яснее.

Я слышу выстрелы на авеню Фуэртаз Армадас. Два человека в красных рубашках без отметок прорываются в толпу, которая выступает против Мадуро. Их называют «колективос». Их логотип на всех стенах Каракаса. Их логотип — вооруженный человек и подпись: «В защиту революции». Это якобы местные сообщества. Группы соседей. Но вроде как никто не знает, кто они и кто ими руководит. Лучше сказать: в каждой группе есть свой вожак — сильный мужчина. Это тени Мадуро.

О настоящей узурпации говорить запрещено. Количество убийств в Каракасе — шесть тысяч в год. 30 тысяч за последние пять лет. Как в Йемене. Это раздраженная войной страна.

И именно поэтому так сложно приходится оппозиции. А отключения света усложняют все еще больше. Но в поддержку Гуайдо ежедневно собирают демонстрации.

Спикер Национальной Ассамблеи Венесуэлы Хуан Гуайдо (в центре) во время демонстрации против правительства Мадуро на площади Альфредо Садель в Каракасе, Венесуэла, 11 мая 2019 года

Фото: EPA-EFE/MIGUEL GUTIERREZ

Сторонница президента Николаса Мадуро с его портретом в руках участвует в провластном митинге в Каракасе, Венесуэла, 4 февраля 2019 года

Фото: EPA-EFE/CRISTIAN HERNANDEZ

Я с группой активистов брожу по Каракасу: мы не можем найти ничего. Со вчерашнего дня не работает телефон. Не было интернета. Поэтому мы не знаем, где на этот раз проводится митинг.

В итоге мы останавливаемся перед станцией метро Чакао. Их — 16. У них самодельные барабаны, а вместо барабанных палочек — ложки. Барабаны сделаны из двух кастрюль, ведра из-под краски, железной канистры, пары маракасов с орехами внутри, а еще — из банки из-под кофе, наполненной крышками от бутылок. Одетые в оранжевое, они очень похожи на кришнаитов. Их было 16, когда они пришли, и осталось 16, когда они пошли дальше. Никто не присоединился: но каждый раз, когда на переходе загорается красный свет и водители притормаживают, они сигналят в ритм со стуком ложек. В поддержку. А когда проезжают автобусы — люди, свисающие с них, выкрикивают проклятия в адрес Мадуро.

«Это не о политике. Речь идет, прежде всего, о культуре, — говорит Кати Камарго, 42-летняя активистка из известного района Петаре — бедных трущоб Каракаса. — Как и во всех странах, где экономика основана на нефти, мы привыкли получать все от государства. Но когда система здравоохранения пришла в упадок, мы привыкли к частным госпиталям. Когда пришла в упадок система образования, мы привыкли к частным школам. Мы приспособились, как всегда. В конце концов у нас была нефть. Но мы не привыкли добиваться изменений, участвовать в политике. Максимум, что мы можем — сигналить».

«Мы ждем, чтобы оппозиция принесла нам изменения, — говорит она. — А оппозиция ждет, чтобы Гуайдо принес изменения для них всех. Тогда как проблема — не только в Мадуро, а решение — это не Гуайдо».

Люди протестуют из-за отключений электроэнергии и дефицита воды в Каракасе, Венесуэла, 31 марта 2019 года

Фото: EPA-EFE/RAYNER PENA

Местная жительница пытается остановить автобус, метро в Каракасе не работает, Венесуэла, 1 апреля 2019 года

Фото: EPA-EFE/RAYNER PENA

Мы возле Капитолия — самого центра Каракаса, где находится парламент и другие институты, и где проходят демонстрации в поддержку Мадуро. Без телефона и интернета единственный способ понять, кто здесь собрался — прийти и увидеть самому. Расстояние от спальных районов до центра — минимум восемь километров. Метро не работает. Большинство из нас — голодные.

В магазинчиках я проверяю цены. Продается буквально все. Вот только оно очень дорогое: маленькая упаковка йогурта стоит 9700 боливаров. Более $3. Самая дешевая вещь — за 700 боливаров ($0,0028) — чупа-чупс. Я жую колпачок от своей ручки.

Дорога прямая. Прямая, монотонная и серая — город выглядит как спальные районы в бывших советских странах. Повсюду среди бетонных домов — разрушенные здания, экспроприированные правительством, а иногда снесенные.

Сейчас, когда введен график отключений электричества, Мадуро закрыл школы и офисы. Многие магазины закрыты постоянно. Они обанкротились. Но я вижу мужчин и женщин с изможденными лицами. Они одеты в юбки и рубашки, но если подойти поближе — видно, что это тряпье, они несут банки, бутылки, потому что все ищут воду.

Повсюду мужчины и женщины роются в мусоре. И вдруг в конце улицы появляются тысячи и тысячи людей в красных рубашках: сторонники Мадуро. Они хорошо организованы. Здесь есть сцена, играет музыка, развешаны флаги и баннеры, а они одеты в береты социалистической партии, военные формирования одеты в форму, напоминающую форму Северной Кореи. Я спрашиваю: как дела? Они говорят: «Хорошо, действительно очень хорошо». Потому что в Венесуэле армия, как в Египте: согласно 328-й статье Конституции, может «участвовать в национальном развитии». А при Мадуро, который куда менее харизматичный, чем Чавес, и у которого куда больше врагов, роль генералов растет. Они управляют 40% государственных компаний.

Десятки людей стоят в очереди, чтобы попасть к врачам Красного Креста или получить комплект гуманитарной помощи и питьевую воду, Каракас, Венесуэла, 18 апреля 2019 года

Фото: EPA-EFE/MIGUEL GUTIERREZ

Женщина с переломом руки ждет медицинское обследование в Каракасе, Венесуэла, 28 апреля 2019 года

Фото: EPA-EFE/MIGUEL GUTIERREZ

Пока только 411 солдат стали дезертирами. В нескольких метрах от нас другие солдаты получают рис и курицу. А также картофель. И жаркое из говядины. Кати Камарго оттягивает меня в сторону.

За годы Чавеса у власти, с 1999-го по 2013-й, цены на нефть выросли с $16 до $101 за баррель. Венесуэла зарабатывала $100 млрд в год. А уровень бедности, речь идет о 44% населения, упал вдвое. Те, кто поддерживают правительство, на самом деле поддерживают не Мадуро, а Чавеса.

Хосе Кордеро стоит с сумкой банановых листьев. «Гуайдо — марионетка США, — говорит он. — Если он хочет помочь, почему не может добиться отмены санкций? Нам не нужна солидарность или благотворительность. Мы хотим иметь то, что принадлежит нам». А Рубен Маркез, который ходит рядом с книгой Маркса, соглашается: «Конечно, это экономическая война. Но дело не в социализме или капитализме, а в том, суверенные ли мы, можем ли мы сами делать выбор и управлять собственной страной».

Когда Чавес умер, 48,5% домохозяйств жили за чертой бедности. А нефть стоила $98 за баррель.

Их тысячи и тысячи против 16 человек на станции метро Чакао. Но на самом деле не так просто посчитать, кто более популярен — Гуайдо или Мадуро. Потому что вечером, когда заходит солнце, пора возвращаться в Петаре: а оно на расстоянии 14,5 км. А мы голодные. Просто голодные. И таких, как мы, тысячи: весь Каракас марширует вдоль обочин с опущенными головами. На плечах бутылки и канистры с водой. Когда выключается свет — западает тишина. Но только на мгновение. А потом снова слышен звук металла. Слышно, как стучат железные ведра, звук черпаков, ложек. Будто голоса всего квартала встают против Мадуро: «Hambre! Hambre! Голод!»

Люди выходят на уличные протесты из-за отсутствия пищи, воды и электричества в их домах, Каракас, Венесуэла, 31 марта 2019 года

Фото: EPA-EFE/MIGUEL GUTIERREZ

Мальчик продает овощи на улице в Каракасе, Венесуэла, 26 февраля 2019 года

Фото: EPA-EFE/RAUL MARTINEZ

На следующее утро мы все ищем воду. Без электричества не работают насосы. Вода — часть государственного пайка, по которому раз в месяц от правительства можно получить пачку риса, муки, макарон, немного тунца. Мы же все ищем эти трубы, из которых течет вода, чтобы ее набрать.

Гуайдо и Мадуро снова призывают выйти на улицы. А мы просто хотим пить.

Нас просто одолела жажда.

За последние пять лет уровень жизни в Венесуэле упал на 40%. Как утверждает Гуайдо, главная причина — социализм: «При Чавесе мы не развивались, просто росло потребление. Его можно было обеспечить за счет нефти. Наконец Чавес разрушил экономику своими субсидиями, социальными программами, национализацией, которая убила промышленность, в том числе и нефтяную».

Аналитики Мадуро говорят совершенно обратное. Всему виной — империализм. При Чавесе рос ВВП, говорят они. Венесуэльцы не только потребляли. А безработица была меньше, чем когда-либо. Да, снизилось производство нефти, но это произошло из-за санкций.

Демонстрации продолжаются, но нет смысла смотреть на статистику, потому что официальной статистики не существует. Последняя издавалась в 2014 году. Каждый сам ищет свою и цитирует различные данные, которые невозможно проверить. Кроме того, никто не хочет и близко комментировать данные, которые приводит другая сторона. Они просто говорят: извините, но это не имеет смысла. И на самом деле это — правда. Сколько это на самом деле — мои 600 боливаров в день?

Зато все говорят, что хотят. За или против Чавеса. Хотя довольно странно, потому что все произошло до Чавеса. И именно поэтому Чавес пришел к власти.

Люди набирают воду из трубы на заброшенном строительстве в Каракасе, Венесуэла, 31 марта 2019 года

Фото: EPA-EFE/MIGUEL GUTIERREZ

После войны Судного дня в 1973 году и после введения эмбарго на нефть в начале 1980-х цены на нефть начали падать. Луиз Геррера Кампинс, президент Венесуэлы — в то время самой богатой страны Южной Америки, — не убавил расходы на социальные программы, чтобы не потерять поддержку. Он был уверен, что рано или поздно цены на нефть снова вырастут. Но вместо роста появились долги. И больше не было, у кого занимать, поэтому Кампинс девальвировал боливар, а также установил фиксированный курс. Точнее — фиксированные курсы. В 1989 году Венесуэла пережила первый дефицит муки и сахара. Их можно было найти только на черном рынке. Поэтому правительство обратилось к МВФ. Тот заставил снизить субсидии и социальные программы, что спровоцировало восстание. Оно длилось девять дней, более 300 человек погибло. Это стало кризисом, который привел к власти Чавеса.

Во времена его президентства система фиксированного курса валют стоила государству $254,7 млрд. Почти в 13 раз больше, чем Венесуэла заработала на нефти. Но в этом случае, как и всегда, цифры ничего не значат.

Бизнесмены могли покупать доллары по 6,5 боливаров, но вместо того, чтобы использовать их для своих компаний, продавали их на черном рынке за 180 боливаров. Выгода — 2800%. То же самое с простыми гражданами. Многие из них покупали $3 тыс. (квота на одного человека) по стоимости 12 боливаров за $1, пересекали границу с Колумбией и там меняли эти $3 тыс. на боливары уже по курсу 180 боливаров за $1.

Спекуляция давала больше прибыли, чем любая работа. Но когда растет потребление, но не растет производство, появляется инфляция.

Коктейли Молотова на теле участника акции протеста в Каракасе, Венесуэла, 1 мая 2019 года

Фото: EPA-EFE/RAYNER PENA

Вилли Маккей, один из самых популярных венесуэльских писателей, говорит: у Венесуэлы никогда не было хороших или плохих правительств, а только низкие или высокие цены на нефть. Он из района 23 De Enero — одного из самых показательных районов Каракаса, оплота парамилитарных формирований «колективос». Район напоминает Багдад. Лучше оставаться внутри здания, а еще — закрыть окна. Здесь все живут в страхе. В 2002 году, после попытки переворота, Чавес понял, что ему нужна собственная армия. Он дал задание своему доверенному человеку Фредди Берналю вооружить боливаристов — своеобразную местную версию коммунистической партии. Сегодня они посередине — между хулиганами и черным блоком. Их около четырех тысяч. С 2006 года их финансирует правительство. Они отвечают за закон и порядок. Или же, можно сказать, что они — обладатели пищи. Потому что именно через них проходит весь импорт: в частности, государственные пайки, которые раздаются в магазинах. Хотя часть идет напрямую на черный рынок.

В 2016 году Фредди Берналя назначили главой национальной сети поставок пищи.

52-летний Имран Бахиуз — владелец пекарни на углу Миссии Вивьенда. На бумаге, муку должны доставлять к его дверям, но часто он идет и забирает ее в районе 23 de Enero. Он поддерживал Чавеса. Несомненно. Проблема не в системе, а в исполнении, убежден он: «Чавес организовал производство базовых товаров, так у нас было все основное для проживания. Так не все были одинаково богатыми, но у всех было свое достоинство. Вот только было слишком много лазеек для нелегальных подработок».

За час к нему не приходит ни один покупатель. «Мне безразлично, что это не то, чему учат в Гарварде. Сейчас все говорят о Чавесе. А кто руководил страной до Чавеса? Он придерживался гарвардских учений? Да, государство сегодня не работает. Это правда. Но раньше, когда пропадал свет, ты не жаловался, потому что не государство подключало тебе электричество. Наш район никогда не был ни в одном плане по электрификации города. До Чавеса это была страна только для богатых. Богатых белых. Сейчас у нас есть права, а у государства — обязанности. Те, кто сегодня говорит, что уровень бедности такой же, не представляют, что такое бедность. Потому что сегодня мы бедные в своих домах. Раньше мы были бедняками на улицах».

Женщины с маленьким ребенком стоят возле стены, на которой на испанском написано «Мадуро диктатор», Каракас, Венесуэла, 31 марта 2019 года

Фото: EPA-EFE/MIGUEL GUTIERREZ

Когда я попадаю в Каракас богатых и говорю, что живу в районе Миссия Вивьенда, на меня смотрят, как на сумасшедшую. Меня спрашивают: а как это выглядит? Люди там никогда не были. То есть меня спрашивают об их же городе, хотя я здесь впервые.

На вопрос, какой была Венесуэла до Чавеса, отвечают: «Прекрасной». Даже если они жили в домах, окруженных колючей проволокой, по которой проходит ток.

При Чавесе было построено 7873 новых больницы. А количество людей, получивших доступ к медицине, выросло с трех до 17 миллионов. Тех, кто начал получать пенсии — с 387 тысяч до двух миллионов. Это правильные цифры? Фейковые цифры? Или это иллюзия? Вероятно, в итоге это не имеет значения. Потому что когда ты спрашиваешь чавистов о том, кем для них был Чавес — никто не говорит о домах, школах, госпиталях и других материальных выгодах. «Когда мы сюда въехали, жители были против этого», — говорит 41-летняя Йоланда Норьега. Она живет на третьем этаже дома социального жилья. Мы делимся ужином — яблоком. «Они говорят, что цены на жилье упали. Они были высокими, высокими и остаются. Они говорят, что это наша вина. Что мы просто получаем все бесплатно, что наши субсидии разрушили страну, — говорит она. — Но Чавес дал нам дом, и не просто дом, а дом в центре Каракаса. Потому что когда ты бедный, это имеет значение».

«Я была невидимой, — говорит она. — А сейчас я заметна».

В это время пропадает свет, вокруг наступает темнота и не видно ничего.