«Стариков, которые не могли подняться в вагон, солдаты били прикладами». Депортация крымских татар — в рассказах очевидцев

Статті

18.05.2020 16:00 (Оновлено 18.05.2020 в 16:02)

Наталья Ткачук, джерело: «Новое Время»

Статті

​76 лет назад, 18−20 мая 1944 года, более 183 тыс. крымских татар были насильно выселены из своих домов и депортированы из Крыма.

Свыше 46% из них, то есть почти каждый второй, умерли либо во время переселения, либо в первые несколько лет жизни в ссылке, до 1947 года. К этому времени общее число депортированных крымских татар достигло 238 тыс., из них погибли 110 тыс.

В память о жертвах одного из самых бесчеловечных преступлений советского режима Украина 18 мая отмечает День борьбы за права крымскотатарского народа.

Именно в ночь на 18 мая тысячи женщин, детей, инвалидов войны и пожилых людей за считанные часы выдворили из домов, согнали в переполненные товарные вагоны и отправили за несколько тысяч километров от родных крымских сел и городов. Большая часть депортированных оказалась в отдаленных районах Центральной Азии и Сибири, еще часть — в разных регионах РСФСР.

Формальной причиной депортации было обвинение крымских татар в якобы массовом сотрудничестве с нацистской Германией во время Второй мировой войны — целый народ признали «изменниками родины».

«После освобождения Крыма от фашистских захватчиков вместо долгожданной радости наступил день, который никогда не забудется. День, который перевернет мою судьбу и судьбу моего народа и который вереницей серых эшелонов будет тянуться через всю мою жизнь», — рассказывал о событиях 18 мая крымский татарин Нариман Гафаров, чья семья тогда жила в Балаклавском районе Крыма.

Подобные истории о депортации и ссылке из первых уст ранее собрал Центр информации и документации крымских татар. НВ приводит фрагменты некоторых из них.

Фото: Инфографика Visuals, опубликованная в 2016 году

«Маме приказали в течение 10 минут собрать детей»

Султание Абдурафиева (Абдураманова), родилась 12 февраля 1935 года в селе Баатыр (Богатырь) Бахчисарайского района

Наша семья состояла из 5 человек: отец — Абдураман, мать — Рабие, я, братишка Нафе и сестричка Сабрие. Сестричка Сабрие родилась в 1947 году в депортации и умерла в 7-месячном возрасте от воспаления легких.

17 мая 1944 года составляли списки членов семьи, но для чего, не объяснили.

18 мая [1944] в 2 часа ночи в дверь громко постучали. Отец встал в нижнем белье и открыл двери. На пороге стояли трое военных с автоматами. Отца сразу арестовали. Приказали стоять на месте, а не то расстреляют. Маме приказали в течение 10 минут собрать детей. Разрешили взять только ложки, кастрюлю и чашки. Мама, как была в платье с короткими рукавами, так и вышла из дома.

На улице моросил дождь. Пожилой солдат, охранявший машину, в которой сидели наши соседи, посоветовал маме, чтобы она вернулась домой и надела на себя что-нибудь теплое. Но двери дома уже были заперты. Рядом стояла грузовая машина, в которую нас всех погрузили и привезли на станцию Сюрень. Машину подогнали вплотную к вагону, открыли задний борт и перегнали людей в грязный, скотский вагон. Туалета и воды здесь не было. Нужду справляли в ведро, огородив угол вагона одеялом. Кормили в пути раз в сутки: давали баланду и ржаной хлеб по одному кусочку. Медицинского обслуживания не было. Умерших выносили из вагона и оставляли на станции, не давая хоронить. […]

Привезли нас на участок Кума Юрьинского района Марийской АССР, разместили по баракам, в одном бараке по 8−10 семей. […]

Крымскотатарский ребёнок в месте спецпоселения, 1944 год, Молотовская область, РСФСР / Фото: memory.gov.ua

В 1947 г. всех нас, 152 семьи, погрузили на машины и перевезли в Звениговский район, где разместили в бывшей заводской конюшне. У каждой семьи своя «комната» — стойло лошади, 2×3 м. Родители работали на судостроительном заводе им. Бутякова. Отец возил по заводу запчасти, а мама работала уборщицей в токарном цеху. Питались замерзшей картошкой, из которой делали лепешки. 200 грамм хлеба, которые нам выдавали, конечно, не хватало.

«По дороге поезд закидывали камнями и кричали «предатели»

Решат Абдурафиев, родился 28 сентября 1929 года в селе Махальдур (Нагорное) Куйбышевского района

Семья у нас была большая: отец — Абдурефий, мать Фатиме, братья Кемал, Сеиджелил, я, сестренки Диляра, Гуляра, братишка Нури. В 1941 году родилась сестричка Леннара, а самый младший Сеитвели родился в 1946 году в депортации, в Узбекистане.

17 мая 1944 года вечером два пожилых солдата пришли к нам в гости, мама накрыла на стол. Один из них посадил меня на колени и стал плакать. Когда отец спросил его, почему он плачет, тот ответил: «Вспомнил своих детей». В тот день мы всей деревней закончили посадку табака, а на следующий день решили отметить это событие, но вместо этого в 5 часов утра раздались громкие удары в дверь. Отец открыл дверь, но его тут же зажали автоматами в углу. Солдаты выпытывали, кто живет в доме. После этого ему разрешили одеться.

На сборы дали 15 минут. Наспех одетых, нас вытолкали на улицу и отогнали, как скот, за табачные сараи. Вся деревня была оцеплена военными. Нас сопровождали солдаты с автоматами. Подъехали грузовые машины и всех погрузили в них. Привезли на станцию Сюрень и, подогнав вплотную к вагонам, выгрузили. В вагоне было 102 человека: жители Балаклавы и Севастополя. Набив вагоны людьми, сразу закрывали засов. Еще не успели тронуться с места, всех начали заедать вши, мы выбирали их друг у друга всю дорогу до Узбекистана. Туалета, воды в вагоне не было. Медицинское обслуживание полностью отсутствовало. Кормили один раз в сутки: давали кусочек черствого хлеба и баланду. В нашем вагоне умерла бабушка, мы ее обмотали и оставили на станции у дороги. По дороге поезд закидывали камнями и кричали «предатели». […]

Депортированные из Крыма жители сел Отузы и Шелен в спецпоселении города Красновишерск (сейчас Пермский край РФ), 1948 год / Фото: Украинский институт национальной памяти

В пути мы пробыли 23 дня. Привезли нас на станцию Голодная степь города Мирзачуль Узбекской ССР. Там погрузили на арбы и повезли в колхоз Октябрь. […]

Зима в том году была очень холодная. В декабре в нашей семье появился еще один ребенок — Энвер. Но вскоре он заболел воспалением легких и умер. Мама работала уборщицей в школе — это спасло нашу семью от голодной смерти. Все переболели малярией.

«В вагоне были только женщины, дети и несколько стариков»

Нияр Абдул-Алим къызы Аблялимова, родилась 8 марта 1932 года в селе Тав-Даир Симферопольского района

Перед депортацией мы с мамой и сестренкой Рейхан жили в деревне Костель Акъ-Мечетского района (Черноморский). Дом этот был родовым имением дедушки.

День высылки помню очень хорошо, не забуду до окончания своих дней. Днем 17 мая мы, дети, играли во дворе. Мимо вереницей проехали грузовые машины. Это было неожиданностью — обычно мы машин здесь не видели.

Автомат, направленный на спящую девочку, навсегда останется в моей памяти

Когда меня разбудили на следующее утро, первое что увидела — в проеме открытой настежь двери стоял солдат с направленным на меня дулом автомата. Я ничего не поняла, и даже не испугалась. Я еще спала, наверное, но это видение у меня осталось на всю жизнь. И какие бы в дальнейшем я не перенесла душевные потрясения, они со временем блекли, но автомат, направленный на спящую девочку, навсегда останется в моей памяти.

«Выселитель» дал на сборы 10 минут. Мама успела поднять нас двоих, кое-как одеть, и вышла из дому, не взяв даже золотых украшений. Солдат ничего не разрешил взять.

Когда пришли к машине, там уже было много людей. Нас закинули в кузов машины, мама тоже залезла. Но один солдат ей сказал: «Вы же без ничего пришли, идите возьмите что-нибудь покушать детям» и отпустил. Мама принесла немного еды. Местом сбора была центральная часть деревни.

Привезли нас на Евпаторийский вокзал. Вагоны были телячьи, лестниц не было. Детей покидали вовнутрь, а взрослые помогали друг другу залезть. Перепуганные люди сидели молча, не понимая происходящего, ошалело смотрели по сторонам. В вагоне нас было очень много, только женщины, дети и несколько стариков. Лечь было невозможно, все сидели. Туалета и воды тоже не было. Я не знаю, где брали воду. Помню, несколько раз во фляге приносили какую-то бурду, похожую на рыбный суп. В первые дни люди не хотели есть, а потом даже ссорились из-за этого супа. Дядину жену — Кериме — выбрали старшей по вагону. Она раздавала людям суп — по одному половику.

«Местные жители очень боялись нас — им сказали, что приедут людоеды»

Нариман Ешевли, родился 19 ноября 1932 года в селе Дегирменкой (Запрудное) Ялтинского района

У нас был свой дом с садом. В семье жили отец, мать и четверо детей. Отец работал бригадиром табаководческой бригады. На второй год войны отец ушел воевать на фронт.

18 мая 1944 года ночью в дом сильно постучали. Мама открыла дверь, ворвались вооруженные солдаты. Они были очень злы, кричали и матерились. Мы ничего не могли понять, потому что не знали русского языка. Тогда они прикладами стали выгонять нас во двор. Собраться времени не дали вообще, и вещи брать не разрешили.

Мама думала, что ведут на расстрел, и шепнула мне, чтобы я отвел к козе только что родившихся козлят. Солдат увидел это и отшвырнул меня прикладом в сторону. Вытащили они нас из дому, в чем были — без вещей и продуктов. Из соседних домов жителей выводили так же под конвоем. Всех собрали возле сельской автостанции. Ничего не объяснили, и мы до самой станции Симферополя думали, что везут на расстрел.

Там уже наготове стояли товарные составы. Всех «забили» в скотские вагоны и закрыли досками. Не было места, чтобы прилечь. Не было ни воды, ни туалета. Мы сидели в битком набитых вагонах в страшной духоте. У нашей семьи не было продуктов, и соседи делились своими скудными запасами. Иногда нас кормили, но обязательно соленой пищей, от нее очень хотелось пить, а воду не давали. Люди начали болеть, но никакой медпомощи не оказывали. Из-за отсутствия туалета через несколько дней в вагоне нечем было дышать. Умерших закапывали в наспех вырытых ямах вдоль дороги во время стоянок, иногда по несколько трупов в одной.

Ехали очень долго, суток 20. Высадили нас на станции Хакулабад Наманганского района Узбекистана. Всех разместили в сельской школе. Местные жители вначале очень боялись нас, им сказали, что приедут людоеды. Помню одну старую женщину-узбечку с «заячьей» губой. Мы боялись ее, а она убегала от нас.

Потом нас разместили в какие-то кибитки. Работали в колхозе, в основном на полях. Мама работала от зари до зари, и ее скудный паек едва хватал на всех нас. Старший брат Мустафа в 14 лет пошел подрабатывать к местному мельнику, приносил немного муки. Когда убрали урожай зерна на полях, я со сверстниками пошел убирать колоски с земли. Нас увидел бригадир, стал избивать плеткой, мы еле спаслись. Мама почти всю еду отдавала нам, детям, сама много работала и почти ничего не ела. Она стала часто болеть.

«Загрузили в товарные вагоны как скот — чем больше влезет, тем лучше»

Урие Валиева (Сейтвелиева), родилась в 1926 году в Бахчисарае

Наша семья проживала в доме № 64 по улице Севастопольской (Комарова, 20) в Бахчисарае. До войны нас было четверо сестер: Мерьем, Хатидже, я и Джеваир. Старшие сестры были замужем и жили отдельно.

18 мая 1944 года в 4 часа утра на улице послышались крики, плач. Мама выбежала узнать, в чем дело и увидела, как солдаты выгоняли из домов женщин с детьми на руках. В нашем доме располагался госпиталь и у нас жила военврач-майор. Мама ее разбудила и попросила узнать, что случилось. Доктор сходила в комендатуру и принесла страшную весть: «Вас всех высылают в Среднюю Азию. Вчера никаких указаний не было».

Пока не выехали за пределы Крыма, вагоны не открывали и воды не давали

Тут в дом вошли трое вооруженных солдат и дали нам на сборы 15 минут. Я стала возражать, солдаты начали угрожать. Зашла майор, и они немного успокоились. Разрешали взять с собой от 5 до 15 кг. Согнали нас на железнодорожном вокзале, загрузили в товарные вагоны как скот — чем больше влезет, тем лучше. Ехали стоя или сидя. Стариков, которые не могли подняться в вагон, солдаты били прикладами.

Пока не выехали за пределы Крыма, вагоны не открывали и воды не давали. Туалета не было и медицинской помощи тоже. Эшелон останавливался на маленьких станциях, у кого была посуда, бежали искать воду. Многие отставали от своего вагона. Потом один раз в день стали выдавать вареную капусту или овсяную баланду. В нашем вагоне был пожилой мужчина, который потерял свою семью, он сильно болел и умер.

Поезд останавливался посредине поля и всех умерших из вагонов выбрасывали. Хоронить не давали. Так мы ехали 15 суток. […]

После долгих мучительных дней нас привезли на станцию Горчиков возле города Маргелана Узбекской ССР. Там уже поджидали арбы с большими колесами. Председатели колхозов — «покупатели» — выбирали семьи, где меньше иждивенцев и больше рабочей силы. У нас только мама была нетрудоспособна. Мы попали в колхоз Парижская коммуна, где нам дали одну комнату без окон и дверей.

«Двое вооруженных солдат НКВД ворвались в дом и дали 15 минут на сборы»

Нариман Гафаров, родился в 1936 году в селе Уркуста (Передовое) Балаклавского района

До войны отец — Гафар Абдураманов был председателем колхоза. […] Перед началом войны отца по партийной линии направили на учебу в Москву. Через два месяца началась война и отец вернулся в Крым. Он организовал партизанский отряд и ушел в лес. […]

Когда немцы пришли в деревню Уркуста, первым делом взорвали наш дом. […] В 1942 г. отец попал в плен. До сих пор помню, как в конторе его допрашивали немцы (я и моя тетя при этом присутствовали). Потом отца отвезли в сторону Ялты, и мы долгое время ничего о нем не знали. […]

После освобождения Крыма от фашистских захватчиков вместо долгожданной радости наступил день, который никогда не забудется. День, который перевернет мою судьбу и судьбу моего народа, и, который вереницей серых эшелонов будет тянуться через всю мою жизнь.

18 мая 1944 года. Четыре часа утра. Нас разбудил сильный стук в дверь. Перепуганные трое детей, мама и бабушка открыли сотрясающуюся от чьих-то ударов дверь. Двое вооруженных солдат НКВД ворвались в дом и дали 15 минут на сборы. Бедная мама, до смерти испугавшись, бегала по дому, не зная за что хвататься. Мы вышли из дому едва одетые, оставив все свое имущество на «хранение советской власти». Нас повели к деревенскому кладбищу, где были собраны все местные жители и погрузив в машины, привезли на Бахчисарайскую ж/д станцию. Там уже стояли товарные вагоны. Люди в панике, кричат, мечутся в толпе в поисках потерявшихся в суматохе близких.

Всех погрузили в вагоны и закрыли двери. Составы тронулись… Ехали долго, двери открывали редко. Нас в пути не кормили. Люди начали болеть, многие умирали в дороге. О медицинской помощи не было и речи. Хоронить покойников по всем правилам шариата мы не могли. Не было ни питьевой воды, ни туалетов. Собирали дождевую воду, которая капала сквозь пробоины пуль, щели прострелянных вдоль и поперек, гнилых вагонов. Эта живительная влага в первую очередь предназначалась для больных и детей. Мама говорила, что в дороге мы были 18 суток.

Привезли нас в Чувашскую АССР, в город Чебоксары. Высадили с вагонов, построили в большую колону и повели через весь город. Перед нашим приездом пустили слух, что везут предателей, изменников родины. Дезинформированное местное население смотрело на нас с ненавистью, колонну «обливали» грязной бранью и упреками. Так дошли до реки Волги, где нас погрузили на баржи и переправили на другой берег. Там снова погрузили в машины. Проехали приблизительно 40 км и оказались на территории Марийской АССР. Привезли в лес, где нас ожидало новое жилище — множество бараков. В них мы и поселились. До нас там коротали свои дни заключенные. Каждой семье дали по комнате, полной вшами, клопами и другими насекомыми. […]

В 1945 г. умерла бабушка, следом трехлетний братишка. Кладбище было в десяти километрах от нас в колхозе Липша. Была зима, я и мама еле выкопали могилы в мерзлой земле и похоронили их. Потом мы часто ходили в эту деревню попрошайничать, чтобы не умереть с голоду. Мама, работая в лесу, получала на троих 600 грамм хлеба в сутки.

«Шум, крики, плач, дети потеряли родителей, кромешный ад»

Сеитмемет Ибрагимов, родился 7 февраля 1932 года в селе Къоз (Солнечная Долина) Судакского района

18 мая 1944 года в 4 часа утра в дом ворвались трое вооруженных солдат и приказали в течение 25 минут собраться и выйти из дома. Разрешили взять 40 килограмм груза на каждого человека. Мать и отец больные, старшие братья на фронте, мы еще дети, как собраться? Взяли кое-что с собой. Отец говорил солдатам, что на фронте воюют два его старших сына, но ему ответили: «Приедете, там разберутся».

Нас закидывали в машины, под ноги бросали вещи, все смешалось

Собрали всех жителей деревни на конском дворе. Простояли там до обеда. Нас никуда не выпускали, оградив вооруженными солдатами. После полудня начали подъезжать машины. Нас закидывали в машины, под ноги бросали вещи, все смешалось. Один из солдат поднялся в кузов и начал вышвыривать вещи на землю. Отец с трудом поднимал узелки и чемоданы, солдат снова опрокинул их на землю. Маму, больную, вышвырнули в кузов. Так мы ничего и не смогли взять, взяли только одно старое одеяло и два старых пальто — на 7 человек. Корова, телка, 11 барашек, 8 коз, полный дом вещей — всё оставили им — новым хозяевам нашей Родины.

Повезли нас через деревню Таракъташ, там уже никого не осталось. Таракташцев собрали возле кладбища, там были кучи вещей, продуктов, зерна, ячменя, кукурузы. Скотина ходила без присмотра. Такое чувство, как после бомбежки…

К вечеру привезли на станцию Феодосия. Когда начали загружать в вагон, было уже темно, ничего не видно, дождь льет. У одних мешки порвались, у других узелки развязались — ничего не разберешь. Так нас загрузили и закрыли дверь. Внутри были двухъярусные полки. Шум, крики, плач, дети потеряли родителей, кромешный ад. У меня случайно в кармане оказался кусочек свечки, зажгли, хоть что-то разглядели, нашли своих. Запомнил, что в вагоне был 41 человек.

Рано утром следующего дня проехали Сиваш. Все горько плакали, понимая, что увозят с родной земли.