«Нельзя давать людям сумасшедшую власть и мизерную зарплату» — первый замминистра образования

Статті

29.01.2015 22:58

Статті

Инна Совсун, ныне первый заместитель министра образования и науки, пришла в ведомство вместе с собственно новым министром, Сергеем Квитом. Оба они люди в правительстве новые. Квит ранее был президентом «Киево-Могилянской академии», а Инна Совсун — директором Центра исследования общества, где специализировалась на изысканиях в области политики образования.

Лилия Гриневич. Сергей Квит и Инна Совсун (слева направо)

Инна Совсун, ныне первый заместитель министра образования и науки, пришла в ведомство вместе с собственно новым министром, Сергеем Квитом. Оба они люди в правительстве новые. Квит ранее был президентом «Киево-Могилянской академии», а Инна Совсун — директором Центра исследования общества, где специализировалась на изысканиях в области политики образования.

«Работаем очень много часов, очень тяжело и изматывающе»

— Как вам работается в обновлённом Министерстве образования и науки? Пришёл Сергей Квит, пришли вы, а как обстоит дело со всем остальным штатом министерства?

— Честно говоря, работается очень тяжело. Тяжело по нескольким причинам. Во-первых, масштаб работы очень большой. Сейчас есть три элемента в нашей работе. Первое — это обычный управленческий процесс, который никуда не девался, который просто есть. Второе — это регулирование специфических ситуаций, которые возникают на востоке и в Крыму. Третье — поскольку мы объявили курс на реформы, то это, собственно, внедрение реформ. И когда этими тремя компонентами одновременно пытаешься заниматься, то это сложно просто на физическом уровне, если честно. Половина усилий идёт на то, чтобы как-то регулировать систему поступления, понимать те ситуации, которые возникают в том регионе.

Поэтому, конечно же, работаем очень много часов, очень тяжело и изматывающе. Что касается изменений, то тут нужно различать изменения. Есть те изменения, которые состоят в борьбе с определёнными коррупционными схемами. А есть изменения системные. Изменение системы управления. В этой сфере мы протянули-таки Закон «О высшем образовании».

О коррупции: «Намного больше, чем мне бы хотелось, общаемся с правоохранительными органами».

— Каким образом вы боретесь с коррупцией как в университетах, так и в самом министерстве? Выявили ли вы схемы, которые существовали ранее, удалось ли их ликвидировать?

— Во-первых, мы очень активно и много, намного больше, чем мне бы хотелось, общаемся с правоохранительными органами, по крайней мере, с теми из них, которые ведут активную работу по расследованию существовавших коррупционных схем. И тут тоже есть разные форматы работы, потому что есть некоторые органы, которые активно работают, а есть те, кто занимается профанацией деятельности. Но мы на все обращения, на все просьбы по предоставлению информации для расследования коррупционных схем, которые тут действовали, стараемся реагировать, предоставляем информацию.

То есть, первый момент — это то, что мы очень активно работаем с правоохранительными органами, потому что в любом случае расследование коррупционных схем — это не наша сфера полномочий. Мы можем как-то реагировать, но следственных действий мы не имеем право проводить, конечно же. Во-вторых, есть много схем, которые очевидны. Они функционируют, и с ними нужно что-то делать, потому что на этом кто-то где-то зарабатывает какие-то средства.

Тут может быть много примеров. Я могу вам говорить лишь о том, что уже закрыто. К примеру, учебники. Невозможно было уже в этом году и сломать схемы, и напечатать вовремя учебники, потому что мы заняли наши должности в марте месяце. Однако мы отказались от печати тех учебников, которые необязательно было издавать, просто чтоб не дать заработать такие суммы, как изначально планировалось. Это ещё не сломанные схемы, но это уже по крайней мере что-то.

— А когда будет возможность сломать эти схемы, с учебниками?

— Со следующего года. Заказы начнут идти уже осенью, конкурсы и так далее. И это уже будет прозрачный конкурс.

— Каким образом вы сделаете его прозрачным?

— Это, конечно же, вопрос, однако тут важный момент — поменять персоналии, которые этим занимаются. Сейчас против руководителя Института инновационных технологий содержания образования Александра Удода открыто криминальное производство. Он уже месяца два как находится на больничном. Его место расположения, естественно, неизвестно. Такие есть случаи. У нас на больничном уже третий месяц находится директор государственного предприятия «Инфоресурс», которое занимается заказом печати дипломов и приложений к ним. Есть вообще определённое количество чиновников, которые успели сбежать на больничный. То есть, эта работа ведётся. Мы поменяли руководителей некоторых департаментов тут, в министерстве.

— Каких и почему?

— К примеру, департамент кадров. Это люди, которые подписывали контракты с ректорами, которые организовывали выборы ректоров. Вы понимаете, к чему это вело. Ну, конечно же, руководителя департамента по управлению делами министра, он меняется автоматически. Руководителя международного управления мы тоже поменяли.

— То есть, взаимодействие с правоохранительными органами состоит в том, что вы предоставляете им некоторую информацию, то, что вы можете здесь наблюдать, а они ведут какое-то расследование.

— Да, именно так.

О ситуации на местах: «Отдельный пласт проблемы — в самих университетах».

— А как насчёт информации об университетах? Судя по открытой бухгалтерии министерства, которая публикуется у вас на сайте, финансирование внутри университетов для вас непрозрачно. Что происходит с теми суммами, которые выделены на университеты? Как вы можете влиять на это?

— С этим, конечно же, проблемно, потому что тут нужно доказать факт нецелевого использования средств. Отдельный пласт проблемы — в самих университетах. С этим сложно бороться на министерском уровне.

— А кто должен с этим бороться?

— Ну, это вопрос к администрации университетов. Это их сфера ответственности — что происходит внутри университетов. Если есть нарушения, которые осуществляет, собственно, руководство университетов, то мы можем вмешиваться.

— Вот вы говорите, что нарушениями в университетах должно заниматься руководство университетов, но ведь часто руководство само покрывает нарушения, и именно поэтому письма пишут вам, в министерство, а не руководству. Разве можно полагаться на то, что руководство университетов должно заниматься такими нарушениями в таком случае?

— На системном уровне с этим можно бороться. В новом Законе «О высшем образовании» это как раз то, что мы прописывали, эти нормы, это уже инициатива нового руководства министерства — очень чётко прописать требования о прозрачности финансовой информации в университетах. Потому что сейчас просто люди не знают, на что, куда, какие деньги выделяют. Там прописаны требования, что должен публиковаться финансовый отчёт университета, должны публиковаться ещё целый ряд финансовых документов, которые позволят повысить прозрачность внутри университета.

Но на самом деле обращений какое-то неимоверное количество к нам поступает. Потому нас две или три недели назад появился заместитель министра по вопросам борьбы с коррупцией, который будет, собственно, рассматривать все эти обращения. В некоторых случаях это коррупция, а в других — нарушения на уровне управленческого процесса внутри университета. Тут проблема в том, чтоб не реагировать на эти обращения формально. Ведь есть такая практика, когда есть нарушения в университете каком-то, и министерство в ответ отправляет письмо в сам этот университет с просьбой проверить, есть ли нарушения. И они в ответ, конечно же, пишут, что проверили, и что нарушений нет. Чтоб с этим бороться, и была создана должность заместителя министра, который этим будет заниматься.

О зарплатах бюрократов: «Нельзя давать людям сумасшедшую власть и мизерную зарплату».

Доплаты работникам министерства и работникам образования — их сняли сейчас, или нет? Выходит, работники получают «голую» зарплату, на которую невозможно выжить?

— В министерстве есть зарплатный фонд, который существенно не менялся. Было только урезание на 10%. Однако тут, конечно же, унизительно низкие зарплаты. И это проблема, потому что найти квалифицированные кадры на зарплаты в полторы-две тысячи гривен в Киеве просто нереально.

— Таким образом, они пытаются брать взятки и устраивать себе какие-то дополнительные заработки. И что с этим делать?

— Тут на самом деле системный выход один. Это, конечно же, будет непопулярное решение, но реально нужно увеличивать зарплаты этим людям, которые обладают сумасшедшей властью. Нельзя давать людям сумасшедшую власть и мизерную зарплату. Тут или маленькая власть и мизерная зарплата, или, если уж власть большая, то и зарплата должна быть большая.

— Нельзя ли половину работников уволить, чтоб остаток денег распределить между остальными?

— Невозможно выполнять этот объем работы с меньшим количеством работников. Тут есть много людей, которые работают честно, самоотверженно, сидят тут до ночи, пишут ответы на обращения, реагируют и так далее. И просто если половину из них уволить, и оставшимся перекинуть зарплату, те, кто останется, даже с вдвое большей зарплатой, физически, по времени не смогут выполнять.

«На экспертном уровне мы очень много работаем с общественностью».

— Продолжаете ли вы как-то взаимодействовать с майдановскими группами, или с другими активистскими группами? Насколько важно, что Майдан продолжает стоять?

— Я не уверена, почему продолжает стоять Майдан. У меня есть вопрос: кто сейчас продолжает стоять на Майдане? С теми людьми, которые находятся на Майдане сейчас непосредственно не взаимодействуем, потому что я не уверена, что это те же люди, что стояли на Майдане три месяца назад. Но с общественностью мы взаимодействуем постоянно. Часть общественности у нас вошла в коллегию при министерстве.

— Это общественный совет, который обладает консультативными полномочиями?

— Это не общественный совет, у коллегии несколько другие полномочия. На прошлой неделе мы проводили собрание нового общественного совета, к которому могли присоединиться все желающие. На экспертном уровне мы очень много работаем с общественностью, потому что тут люди, которые в министерстве работают — у них физически не хватает времени на то, чтоб какие-то новые идеи разрабатывать. Поэтому у нас есть поддержка экспертной общественности. Я не знаю, можно ли её квалифицировать как майдановскую, или нет. Но с экспертной общественностью мы работаем постоянно. Это даже не вопрос политической целесообразности, но чисто практическая потребность. Нам нужны люди, чтоб разрабатывать новые нормативные акты. Потому что тут это очень сложно делать. Тут на самом деле работники очень загруженные, и у них физически не хватает времени, чтоб работать над инновациями.

— Откуда берутся такие эксперты?

— Я сама из гражданского сектора пришла на работу. Министр знает людей. То есть, в принципе, среда людей в образовании — она достаточно знакомая. Мы знаем, кто что может делать. Это или общественные организации, или отдельные люди в университетах, у которых есть опыт разработки новых идей, международный опыт, и так далее. Эти люди есть, но при предыдущем руководстве их знания никому не были нужны, а сейчас мы очень на них полагаемся. Вот буквально вчера у нас была встреча с экспертами, чтоб они помогли подготовить план имплементации нового Закона «О высшем образовании». Потому что это на самом деле такой масштабный проект. Просто даже выписать всё то, что нужно сделать — это безумный кусок работы.

О новом законе: ВР сейчас принимает только законы, лоббируемые Кабмином

— Сложно ли было добиться принятия нового Закона «О высшем образовании»?

— Я не могу вам даже описать, с какими боями мы протянули этот закон. Это, конечно же, просто сумасшедший успех.

— Каким образом министерство смогло на это повлиять? Ведь это решение принимает Верховная Рада.

— Теоретически, да. Но вы ведь понимаете, что это делается в очень тесном взаимодействии. На данный момент ВР, поскольку она работает тоже в цейтнотном режиме, то ли перед роспуском, то ли нет, фактически поддерживает только те законы, запрос на поддержку которых есть у правительства, и, теперь уже, у президента. То есть, считается, что остальные — второсортные какие-то законы, не первоочередной важности, и тогда шансов, что их примет ВР, фактически нет. Потому тут позиция правительства является очень важной. И важно, чтоб она была не только формальной, потому что поддержку Закону о высшем образовании выказывали дважды на заседании Кабмина. К счастью, у нас очень хорошее сотрудничество с комитетом Верховной Рады, с Лилией Гриневич.

Нам в чем-то легче, чем другим, потому что мы не партийное министерство. Однако с этим связаны и сложности. Потому что, с одной стороны, у нас нет политических обязательств ни перед кем, кроме как перед Майданом… Как бы это пафосно ни прозвучало, но когда министр пришёл к власти, он дал определённые обещания, и он обязан их исполнять, просто потому, что мы чувствуем свою ответственность в первую очередь перед общественностью, а не перед определёнными политиками. Это не означает, что не приходится прислушиваться к мыслям других политиков. Однако есть важный позитив: мы не обязаны подчиняться партийной дисциплине. С этим нам проще. Однако иногда, когда нужно организовать поддержку наших инициатив партиями — могут возникать проблемы.

— И вы ещё не знаете, когда всё заработает так, как в законе написано?

— Там по разным нормам разные сроки внедрения. По некоторым уже выписаны конкретные сроки, по другим нам нужно ещё определиться, когда что будет делаться. Это очень сложный процесс, это очень сложная реформа, это действительно, наверное, самая сложная реформа из всех, что у нас проводятся. Потому тут очень внимательно нужно прописывать, чтоб было чётко и ясна последовательность действий. И уже само по себе это очень большой кусок работы, и мы уже на этом уровне полагаемся на людей извне, чтоб помогли нам это разработать.