xcounter
Calendar Icon

Евгений Нищук: На руках у многих людей есть оружие, все закончится за 3-4 часа

08.10.2015 15:10

Военная и культурная доктрина находятся в одной плоскости, однако в то время как украинская армия вынужденно отстраивается, культуру государство финансирует кое-как. Экс-министр культуры, «голос Майдана» Евгений Нищук подчеркивает: именно в состоянии войны нужно строить большой художественный центр, музеи и так далее, потому что другого времени не будет. В интервью FaceNews Нищук адресовал два послания – одно украинцам, а другое – властям. Соотечественников он попросил не разочаровываться в Революции Достоинства, несмотря на раздраженность, а политическую элиту предупредил, что события 2014 года должны стать для властей примером и напоминанием, что мнением украинцев не нужно пренебрегать. По словам Нищука, после Майдана никто не будет терпеть издевательства и избиения, а разговор с властями может закончиться за несколько часов, ведь у многих украинцев на руках – оружие. О своем нынешнем творчестве, об украинском кино и готовности вернуться в политику Евгений Нищук рассказал в интервью FaceNews.

Военная и культурная доктрина находятся в одной плоскости, однако в то время как украинская армия вынужденно отстраивается, культуру государство финансирует кое-как. Экс-министр культуры, «голос Майдана» Евгений Нищук подчеркивает: именно в состоянии войны нужно строить большой художественный центр, музеи и так далее, потому что другого времени не будет. В интервью FaceNews Нищук адресовал два послания – одно украинцам, а другое – властям. Соотечественников он попросил не разочаровываться в Революции Достоинства, несмотря на раздраженность, а политическую элиту предупредил, что события 2014 года должны стать для властей примером и напоминанием, что мнением украинцев не нужно пренебрегать. По словам Нищука, после Майдана никто не будет терпеть издевательства и избиения, а разговор с властями может закончиться за несколько часов, ведь у многих украинцев на руках – оружие. О своем нынешнем творчестве, об украинском кино и готовности вернуться в политику Евгений Нищук рассказал в интервью FaceNews.

Фото - Алёна Захарова
Фото - Алёна Захарова

События на Донбассе – это последствия культурной политики в течение 23 лет

Уже год, как Вы оставили пост министра культуры. Сейчас занимаетесь организацией празднования памятных дат в Украине, играете в театре, ведете антикоррупционную деятельность. Что все же является для Вас первоочередным заданием, и где чувствуете себя наиболее комфортно?

Профессия актера – это не профессия, а призвание. Она всегда, при любых должностях и политических вещах, является для меня первоочередной. Однако нельзя так говорить в контексте, что важнее, ведь для людей важными являются и вопросы борьбы с коррупцией, и сдвиги во всей сфере культуры и развитие самой культуры.

Я очень ответственно относился к должности министра, к той миссии. В свое время мне приводили в пример слова коллеги-актера, выдающегося Богдана Сильвестровича Ступки, говорившего в свое время, что «это моя роль министра». Но тогда были другие времена. Играл ли я также эту роль? Нет, не играл, поскольку сейчас все изменилось. Я пришел после значительных потрясений, после революции, после гибели парней, с которыми мы проводили дни и ночи на Майдане, и большинство из которых я хорошо знал. Для меня это было очень ответственно. Я не готовился быть министром, значительная разница была между тем, кем я пришел, и кем стал через девять месяцев в аспекте организации, понимания сферы, всех направлений, осознания того, что необходимо сделать, чтобы сдвинуть и реорганизовать эту старую систему.

Конечно, я столкнулся с большими трудностями системы, над которой очень долго работали. Украинскую армию не просто недооценивали, а разрушали в течение двадцати трех лет. Так же разрушали и украинское искусство. Мне кажется, это была сознательная история. События, которые мы сейчас имеем на юге и востоке, как раз являются последствием из-за недооценки, недофинансирования. В то время, когда нужно было постоянно делать культурный обмен, целенаправленно создавали разницу между культурой на востоке и на западе.

К огромному сожалению, обмен произошел в сложных условиях. Например, проект «Донкульт», когда люди Киева и Львова увидели искусство Донбасса. Также большую роль играет добровольческая массовая атака, в хорошем понимании – поезди наших артистов на восток, их общение как с бойцами, так и с местным населением. Это имеет большее значение, чем слова любого политика о единстве. Например, когда приезжает легендарная актриса Ада Роговцева, продолжающая эти поездки и сейчас, то общается и с молодежью, и с бабушками, которых уже исказила агитка Кремля, а в их сердце и сознание уже никогда бы не дошло что-то другое. Когда Ада Николаевна им рассказывает о совершенно других вещах через призму искусства, слова, разговор, у этих бабушек переворачивается мир. И так происходит в отношении многих.

Думать о том, что я тихий и спокойный человек, ошибочно

Люди искусства, культуры в этот важный момент стали миротворцами, теми, кто объединяет и лечит. Это очень важно. Это событие для меня – занять пост министра, при том, что кто-то, где-то рассуждал о какой-то моей нерешительности. Наоборот, многие видели, как в те наиболее важные ночи для страны, я решительно руководил всем процессом. Думать о том, что я тихий и спокойный человек, ошибочно.

Как бы там ни было, я уволил всю команду предыдущего министра. Такой тип людей, как они, работали в сфере двадцать три года, и никто не мог их «сдвинуть». Не из-за того, хорошими или плохими они были – такое требование было, когда я пришел. Я это сделал. Я привел людей, которые не были в системе. Я имею в виду свою команду, часть из которой прошла серьезный конкурс.

Известие об уходе с поста министра культуры стало для меня шоком в первый день. Ведь, будто бы этого не планировалось, будто бы все сказали, что я нашел общий язык с представителями мира искусства, понял механизмы, благодаря которым можно что-то сдвинуть, изменить. Но так случилось, что пошла эта рокировка. Я действительно не хочу разбираться, почему так произошло, потому что считаю это достаточно грязной темой. Я – творческий человек по своей природе и не хочу, чтобы это меня разрушало. Я ни на кого не обижаюсь, как есть, так есть. Все, что не делается – все к лучшему.

Более того, у меня появилось время для анализа. Серьезного анализа того, что удалось и что не удалось, что и как нужно делать. Не для какой-то вендетты, а для того, чтоб дальше более эффективно работать в сфере культуры. Я не рвусь в кресло министра, но если дальше сложится ситуация, что я буду нужен – я смогу принести пользу. Не секрет, что после поста министра у меня было несколько предложений чиновнического плана, чтобы как-то продолжить свою карьеру, однако это было не совсем мое. Я отказался, и в итоге стал достаточно активным в гражданской деятельности и вернулся к своему святому долгу – служить сцене, чему я очень рад. Хотя у меня была творческая деятельность и во время работы министром, я не мог полностью отдаться творчеству, ведь практически круглосуточно работал. Это было достаточно тяжело.

После ухода с поста министра я с головой окунулся в творчество

Соответственно, после этого я с головой окунулся в творчество, за короткое время воплотил роль короля Эрика XIV, хотя спектакль готовился длительное время до меня. И сейчас спектакль развивается, совершенствуется, мы все время ищем что-то новое в своих образах. Сейчас у нас есть приглашение в Краков, где мы представим этот спектакль. Это очень сложный материал, но для актерского «багажа» - практически Гамлет. Тема психологически, психофизически сложная. В течение трех-четырех минут существования на сцене я должен охватить четыре кардинально разных состояния – от крайней жестокости и раздраженности до безумной и искренней любви, от полного отчуждения до гротеска. То король любит и обнимает свою Карин, то через минуту уже ее выгоняет, чуть ли не бьет.

На самом деле, для меня это был огромный вызов и я очень рад, что эта работа попалась. Были и какие-то театральные моменты, когда нужно было, например, чуть больше, чем за неделю освоить и танцы, и тексты, и всю роль в общем – так было в постановке «Свадьба Фигаро». Это стресс, но он является для меня очень полезным. Это моя творческая жизнь и в ней я комфортно себя чувствую.

Мое участие в комиссиях для отбора антикоррупционных деятелей – комплимент всему культурному обществу

Конечно, для окружающих моментом чего-то нового и неожиданного стало мое появление в комиссии по отбору главы Национального антикоррупционного бюро, а вскоре – и в конкурсной комиссии по отбору кандидатов на административные должности в Специализированной антикоррупционной прокуратуре. Когда создавались эти комиссии – была мысль, что входить в нее должны не только юристы, люди профессиональные в этой сфере, но и, как называют, моральные авторитеты, люди из разных отраслей, ведь общество все же разностороннее. Я считаю, что мое участие в этой комиссии – это комплимент не мне, а комплимент всему культурному обществу. Знак того, что мы не находимся вне процесса – мы важная его часть.

Более того, в комиссии я стал полезным, потому что я являюсь определенным полиграфом. Во время собеседований с кандидатами определяются их характерные вещи, которые мне как творческому человеку, актеру видно через жест, язык, поведение при ответе. И тогда я говорю коллегам, что что-то не так, или что человек волевой, у него сильный характер и к нему стоит присмотреться. Или я говорю: «Говорит он все правильно, но абсолютно в этом не существует. Этот человек не готов».

То есть, на этапе психофизического тестирования кандидатов я, как сказали мои коллеги, приношу большую пользу. Сейчас даже был такой момент, когда выбирали кандидата на должность секретаря комиссии. Мою кандидатуру предлагали, но я сделал «самоотвод». Ведь за какой-то короткий срок не могу проштудировать все международное право, а секретарь комиссии – это человек, который должен «жить в этом» - идеально знать право, особенности документооборота, и так далее. Я сказал: «Это не мое». Пусть это будет там в данном случае Виталий Шабунин.

Тарута брался обеспечить переезд Донецкого театра в Мариуполь

Вы вспомнили о спектаклях столичных театров, в которых играете. В ныне оккупированном Донецке и Луганске также есть драматически театры. Какая, по Вашей информации, судьба спектаклей на украинском языке, и что с актерами?

С самого начала я дал команду своим департаментам, чтобы они отслеживали все эти процессы. Я лично встречался с директором донецкого театра, там мои коллеги как раз перед этим ставили спектакль. Я не могу себе позволить говорить, как это делают многие – что кто-то там предатель, кто-то не предатель, потому что ситуация действительно сложная, у каждого были свои персональные обстоятельства. Я дал указание, чтобы актерам, желающим переехать с оккупированных территорий, в первую очередь дали возможность пройти пробы в театры и «разобрать» их с обеспечением хоть каких-то жилищных условий, быта. Действительно, таким образом немало актеров попали в Киевский академический Театр драмы и комедии, Национальный академический драматический Театр им. Ивана Франко, Национальный академический театр русской драмы им. Леси Украинки, актеры уехали в большое количество театров по всей Украине – в Одессу, Черновцы, Львов, Дрогобыч и другие города.

Вместе с тем у меня был серьезный разговор с тогдашним губернатором Донецкой области Сергеем Татутой, что в целом нужно принять принципиальное стратегическое решение, ведь это все – отдельные случаи, когда кто-то уезжает. И он говорит: «Давай, пусть Донецкий театр полностью переезжает в Мариуполь». Он брался тогда обеспечить им и помещение, и жилье. Это знала директор театра в Донецке, с которой мы говорили. Вместе мы наладили диалог с командой Таруты, они там о чем-то договаривались, но по информации, которую я потом получил, она и определенная часть актеров не хотели никуда переезжать.

К сожалению, все украиноязычные спектакли там отменены. Театр сейчас продолжил работу в оставшейся части труппы, однако из-за того, что это заведение культуры расположено на территории, которую временно не контролирует Украина – оценить их творчество пока не представляется возможным. Так же это было с Донбасс-Оперой. Какая-то часть и, например, лауреат Шевченковской премии Василий Василенко получил тут работу. Я приложил усилия, чтобы он стал одним из дирижеров Национальной оперы Украины в Киеве, но в этом русле оказалось сложно найти понимание с дирекцией. Но, по крайней мере, сейчас он имеет возможность преподавать в Киевской национальной консерватории.

Так все это происходит. То есть, какая-то часть, решившаяся покинуть Донецк и Луганск, переехала, и мы отслеживали, чтобы они нашли работу. Другая часть объясняла, что не имеет ничего против Украины, но не хотят ехать из-за жен, детей, больных родителей, хозяйства. «Я никуда не могу переехать, я буду здесь», – такие временами звучали объяснения. Третьи – имеют на ситуацию в стране свой взгляд и это их персональная позиция. 


Именно в период войны нужно строить культурные центры

Кинофестиваль «Молодость» обратился к Виталию Кличко с просьбой увеличить финансирование мероприятия. Известный факт, что когда во время войны Черчиллю принесли бюджет, в котором финансирование армии увеличивалось за счет уменьшения средств на культуру, он выступил против. При этом в одном из интервью Вы отмечали, что в условиях войны у властей нет особого желания тратить деньги на культуру. Почему у властей нет понимания того, что сейчас особенно необходимо развивать культуру?

В тот момент, когда мне смотрят в глаза, вроде говорят, что понимают эту важность. Я являюсь членом наблюдательного совета «Мистецького Арсенала», есть желание, есть проект сделать целый центр искусства непосредственно на территории, принадлежащей арсеналу. Идут дискуссии – музей ли это современного искусства, или целые мастерские, или это большой конгресс-холл и дом музыки.

Действительно, я часто приводил эту цитату Черчилля, что именно в период войны, именно во времена такой напряженной и сложной ситуации, нужно строить культурные центры, арт-ячейки, кластеры, усиливать культурное влияние на людей. Иного времени не будет, это уникальная возможность.

Я недавно объездил все прифронтовые зоны, прифронтовые города, был в Рубежном. Правда, что старшее поколение с большим недоверием тихо смотрит, что и как. Молодежь, юные люди, дети – искренние, творческие, большие патриоты, но хотят, чтобы их видели, чтобы их поддерживали. Руководители кружков, показавшие в Рубежном колоссальную в разных направлениях программу, получают по 1400 гривень, более того – сами еще что-то покупают детям или делают ремонты. Местные чиновники объясняют это некой статьей, запрещающей делать в художественных домах ремонты. А там падают крыши. Для меня это – преступление. Так нельзя.

Военная и культурная доктрина находятся в одной плоскости

Они пишут поэзию, поют, что «Украина – это я», «Украина – то мы», что мы едины. Это же необходимо поддержать. Более того, я неоднократно говорил – Лувр строили практически в состоянии войны. Поэтому именно в состоянии войны нужно строить большой художественный центр, музеи и так далее. Сейчас. Другого не будет времени. Сейчас армия вынужденно отстраивается. Военная и культурная доктрина находятся в одной плоскости, поэтому сейчас нужно активно выделять средства и на то, и на другое.

Вот, например, кино. Я высказывался на Кабмине, что в предыдущие годы на кино выделялось 110 миллионов, надо мной чуть-чуть иронично смеялись. Когда мы начинали работать над бюджетом, я увидел, что нам дают 38 млн, я начал говорить: «Уважаемые, дайте мне «патроны». У нас ушли из киностудий российские группы. Нужно доказать, что мы способны делать собственный продукт. За что? Давайте сделаем закон, давайте будем пропускать деньги на кино не через казначейство, потому что их дадут 31 декабря. А если нужно снимать вишни, цветущие весной?». Они отвечали: «Что-то придумывайте, делайте перекидки».

Во время приезда «Поводыря» в Харьков харьковчане узнали, что у них была такая история с кобзарями

Жертвуя другими программами, мы делали, что могли. В итоге получилось около 80 миллионов, но и это не те деньги, на которые можно снимать фильмы. Когда режиссер Олесь Санин с «Поводырем» был в Харькове, харьковчане открыли для себя, что у них, оказывается, была такая история с кобзарями. Потом, когда они ездили по прифронтовым городам, домам культуры, в каком-то городе к ним подошла директор и сказала: «Вы знаете, я не против, чтобы Вы показали свое кино. Но мне тут уже маякнули, если его покажут – Дом культуры будет сожжен». А рядом возле ДК – стоит танк. Выходит, танка они уже не боятся, а фильма, который повлиял бы на сознание людей, боятся. Это яркий пример того, что нельзя недооценивать, например, вопрос финансирования культуры. Хотя, поверьте, о финансировании мы будем говорить еще лет пять.

Нам нужно вернуть меценатство

Сейчас, когда мне говорят, что в Америке нет Министерства культуры, я отвечаю: «Мы – не Америка, там действует филантропская система. В каждом штате есть закон, уменьшающий налогообложение тех, кто финансирует театр, детскую школу, церковь». Во-первых, меценат платит меньший налог. Во-вторых, в этих заведениях есть большая табличка, где  написано, что «фундатором или инициатором этой музыкальной школы является такой-то». И его все знают, его любят, он приходит на открытие-закрытие, где ему аплодируют стоя. Спонсор рад, что делает что-то хорошее для восстановления страны и что экономит на налогах. Именно это нужно вернуть, меценатство – это украинская традиция. Например, наши сахаровары Терещенко занимались строительством тех или иных культурных заведений, музеев. Этот разговор продолжается уже очень долгое время, но пока дело все никак не дойдет до принятия конкретных, таких необходимых Украине законов.

Возвращаясь назад к разговору, что вся моя команда ушла, мне жаль, что приостановилось четыре европейские программы. А эти программы – тоже выход. Благодаря работе моей заместительницы по вопросам европейской интеграции Светланы Фоменко, мы с французскими, польскими, британскими коллегами восстановили некоторые европейские программы. Например, бесплатная программа «Библиомост» – это оцифровка библиотек,  «Креативная Европа», куда нам в качестве исключения предложили возможность бесплатного входа, а это грантирование наших творческих проектов, «EUNIC» – это программа по работе с депрессивными и маленькими городами, или программа «Евримаш» – в которую нельзя войти бесплатно, но которая дала бы импульс быть в копродукции с европейскими компаниями.

У нас как никогда есть фон для освещения современного героя

Учитывая военную ситуацию в стране и трагичные события Евромайдана, нынче популярностью пользуются спектакли, книги и фильмы о героизме и борьбе за независимость. Однако рано или поздно война закончится, а эти материалы не формируют ответственного гражданина. Чего не хватает нашей культуре для формирования нации и будет ли нам что дать украинцу по окончанию войны?

Я не согласен, что они ничего не формируют. Так сложилось, что мы длительное время говорили о трагедиях и трудностях рыцарей казацкого времени, княжеского периода, Украинской Народной Республики, приводили в пример героических крутян, трудности во время Второй мировой войны, репрессии, голодоморы. Теперь у нас, как никогда, есть фон для освещения современного героя.

Более того, когда я еще после первой революции говорил, что все еще нужно осмыслить, потому что в 2004 было много политической составляющей. Я думал, сомневался, нужно ли что-то снимать, или говорил, что для осмысления необходимо время, после чего можно будет что-то снять. Сейчас я уверен, что снимать нужно.

В принципе, я  знаю бюджеты Министерства обороны и Министерства внутренних дел. Я им предлагал совместно с Министерством культуры сделать и профинансировать фильмы о современных героях – ситуации в АТО, киборгах, полицейских. Это живая история, которую нужно «зафиксировать» быстро, не забыв, включать в экспертные и даже съемочные процессы непосредственных участников, которые донесут правду о том, как все это действительно было. Тогда будет живой диалог, живая речь, не искусственная в формате «вычесанного литературного произведения», а будет так, как все было. Кино – это то, что нужно открыть, однако его уже нужно снимать. На должности министра я договорился, что ко Дню независимости должен выйти полноценный фильм. Как видите, после изменения руководства ведомства эти идеи никто не подхватил и до сих пор ничего еще не начал делать.

Единственное, я немного помог с организацией съемок мини-сериала «Гвардия». Кто бы там сейчас не говорил о техническом несовершенстве картины, на самом деле это прекрасный фильм. Можно рассуждать, что что-то не так, но ведь главное – начать. И должно было быть продолжение, однако его нет, потому что нет средств. И люди, несмотря на какое-то техническое несовершенство, сказали: «Слушайте, классно». И все смотрели. Почему же не продолжать эту чудесную практику? Я этого не понимаю.

Я против «белых» и «черных» списков

Сейчас идет активная политика по запрету российских фильмом и сериалов. Какой продукцией, по Вашей информации, будут заполняться пробелы вещания? И как необходимо грамотно это просчитать, чтобы у людей на оккупированных территориях не было отторжения украинского продукта?

Прежде всего, хочу сказать, что в этом вопросе у нас бывают некоторые «перегибы». Я считаю неправильным создание «белых» списков, «черных» списков. Необходимо прекратить эту практику делить людей на белых и черных. Есть кричащие ситуации, когда те или иные люди искусства унижают национальное украинское достоинство. У СБУ, МИД есть достаточно рычагов, чтобы тихо и спокойно сделать их персонами нон-грата. Об этом не надо кричать на всех углах. Это, во-первых.

Во-вторых, в первую очередь мы говорим о заполнении эфира. Государственные структуры – Минкультуры и Госкино, существующее при Министерстве культуры,  должны думать и о большом кино, о полном метре. У нас даже чиновники часто не знают, что такое полный метр в телевизионном формате.

Например, картина «Братья», хорошо зарекомендовавшая себя на многих фестивалях. После фестивальной жизни идет прокат. После проката фильм, в том числе «Братья», должен быть переделан в формат нескольких серий. Из полноценного киноформата создается телевизионная версия, примерно четыре серии, может даже пять. Людей ведь много – кто-то не может пойти в кинотеатр, кто-то никогда туда не ходил, где-то нет кинотеатров, кому-то комфортнее посмотреть кино дома на диване, поэтому фильм должен потом быть показан в телевизионном формате. Это один вариант, заполнять телеэфир можно таким образом.

Второй вариант – принципиальный, к которому не должно иметь отношение ни Госкино, ни Министерство культуры. Речь идет о позиции собственников телеканалов. Весь продукт, который делался, это продукт продакшенов, работающих с тем или иным каналом. У кого сетка позволяет осуществлять показ фильмов, у тех есть собственные продакшены. В свое время они назывались российско-украинскими, но были практически российскими. Например,  на главные роли брали российских актеров, это была принципиальная негласная история.

Я допускаю, что первое время у каналов могут быть убытки. Когда я предлагал прекратить трансляцию российских фильмов, мне отвечали: «У нас будут убытки». Я говорил: «Уважаемые, гибнут тысячи людей. Какое право Вы имеете говорить о своих убытках? Вы просто сделайте одну штучку, как когда-то «Украденное счастье» по телевидению показали. Просто, перейдите на то, чтобы делать наши телесериалы. И народ будет смотреть». Они говорят, что потеряют российского зрителя, соответственно, реклама и все остальное. Так сделайте 100-серийный фильм с итальянцами, испанцами о том, как Марийка поехала на заработки собирать помидоры или виноград в Италию, оставив в Украине детей и мужа. Как итальянец ею заинтересовался, а Марийка полюбила итальянца. Коллизия – она пересылает детям деньги на учебу, у мужа в Украине своя история, у нее в Италии – своя. Потом – приезжают они друг к другу или не приезжают. Знакомая драма? Эти истории сейчас рассказывают каждый день, каждая третья семья сейчас находится в тех странах на заработках. Делайте – будут смотреть и тут, и там. И вот оно – заполнение телеэфиров. 

 

Цензуру на искусство я не ввожу, но ввожу цензуру на пропаганду

Как быть с переубеждением жителей оккупированных территорий, верящих российскому вещанию? Как до них донести, что украинский президент – не фашист, а мы настроены дружественно. Возможно, в этом аспекте Украине нужно разработать собственную пропаганду? Вы за пропаганду или нет?

Когда запрещались фильмы «Иван Поддубный», «Белая гвардия», то в комиссии сказали, что там уродуются все исторические факты принадлежности конкретных героев, определение того, что такое украинский народ, Киев – российский или украинский город.  Все изуродовано. Конечно, это необходимо запрещать. Потом мне, правда, перезвонили из России и говорили: «Евгений, Вы же артист, Вы же культурный человек. Что же Вы делаете? Вводите цензуру на искусство?». А я отвечал: «Цензуру на искусство я не ввожу, но ввожу цензуру на пропаганду».

С нашей стороны даже не нужно задумываться над пропагандой. Почему? У нас сейчас достаточно реальной ситуации, живой и болезненной истории, где ничего не нужно придумывать, нужно просто намекнуть, что мы – это мы. Об этом говорят наши парни-бойцы: снимите несколько фильмов и никакая пропаганда не нужна. Есть конкретный и правдивый исторический факт, факт, который определяет идеологию, и эта идеология правдива. Это идеология любви к своему народу, к своим Героям, своей стране, в которой уже нет проблемы украинского и российского языков, где первые герои-киборги – выходцы из Николаева, с Херсонщины – являются, как они сами говорят, «большими русскоязычными патриотами Украины». Никаких проблем нет, и об этом нужно говорить. И тогда это – не пропаганда, это правда.

Нельзя бездумно обвинять людей

Что может стать тем фактором, который не просто объединит Украину, но и сделает нас по-настоящему независимым и единым государством? Культура?

Конечно, в таком случае все идет комплексно. Нельзя, как бы мне не хотелось, так «перетягивать». Да, речь, прежде всего, идет о социальном аспекте, являющимся сейчас очень болезненным, ведь люди потеряли дома, территории, родных. Но, вместе с тем, культурная безопасность. Подчеркиваю – не политика, а культурная безопасность сейчас является темой очень важной, потому что имеет очень много миссий. А их результаты сейчас могут заполнить дыры мировоззрения, которые существуют в тех частях Украины. Нельзя бездумно обвинять людей. У меня есть много знакомых, которые каждый день, хочешь - не хочешь, смотрят русские каналы и просто не знают, что происходит. Им нужно просто предложить адекватную альтернативу.

Почему мы ввели такую программу как «Взаморозуміння»? Мы не заигрывали с востоком и югом. Но это программа, в которой выигрывали проекты людей с востока и юга, чтобы они почувствовали себя не отстраненными, чтобы они чувствовали себя в процессе. На «Взаєморозуміння» мы выделили два миллиона гривень. Творческие люди  представляли свои культурные проекты, зная, что их хотят видеть и у них возможность показать что-то. Это нельзя недооценивать. Поэтому я и говорю, что военная доктрина, социальная ситуация в стране и культура – это один вектор. Конечно, с внешней политикой, бизнес-климатом и со всеми остальными процессами. Но это – первоочередные вещи.

Под тему обсуждения культуры часто подпадает и сфера духовная. Радует, что наконец-то мы пришли к моменту, когда идут межконфессионные молитвы, начавшиеся на Майдане, где рядом молились мусульмане, евреи, католики, протестанты, православные. Все начали болеть за свою страну, объединились и стали сильнее.

В огне и гари покрышек формировалась Украина

Вы были рупором двух, вероятно, наиболее важных событий в истории современной и независимой Украины – Оранжевой революции и Евромайдана. Между этими событиями – десять лет, в течение которых на государственном уровне изменилось немногое. Что заставило Вас снова стать рупором революции – вера в перемены или, возможно, вера в политиков, представляющих интересы Революции Достоинства?

О политиках речь сначала не шла. Я имею в виду, чтобы видеть кого-то другого. Сначала ситуация была больше протестной. В этих майданах есть что-то общее – момент искренности людей, что потом дает возможность долго пребывать в том состоянии своей мысли, своей идеи и своей цели. Однако в 2004 году был политический Майдан, это было возложение надежд на конкретное лицо или группу лиц.

Когда случилось разочарование, пришло раздражение, все те события фактически были нивелированы. Наихудшим, что тогда случилось, было уныние. Это преступление, когда человек теряет веру. Я сложно это переносил, не пошел в политику, хоть меня и звали. Еще в 2007 году, когда меня спрашивали, будет ли второй Майдан, я сказал: «Не знаю, но если будет, то он будет другой… с кровью». Я как чувствовал. Второй Майдан действительно не был фестивалем. Песни и культурная составляющая были там до момента, когда начались первые смерти. Это был другой Майдан, который делился на две фазы. Первая – семь дней, от 21 до 29 ноября, когда речь шла о евроинтеграции и протестах против властей. Кадры избиения наших соотечественников, когда ночью жестоко по голове били и ребят, и девушек, видел весь мир. Это у многих просто все перевернуло. Уже не играло роли, кто хотел евроинтеграции, кто – не хотел. Майдан с 1 декабря – это совершенно другая история. Если бы уже тогда была настойчивая мысль, что нужно идти и брать под контроль здания, то это бы случилось сразу, однако тогда это были отдельные желания. Все это переросло в последующие 90 дней, которые привели к штурмам, к огромному противостоянию. В том огне и гари покрышек формировалась Украина. Самые смелые и лучшие самоотверженно «за Украину!» пошли на пули снайперов и практически открыли в Украине новую эпоху.

И сейчас, когда много чего идет не так, когда люди разражены – все равно в этом Майдане нельзя разочаровываться, потому что на нем погибли наши первые Герои – образовалась наша Небесная Сотня. В этом разница между Оранжевой революцией и Революцией Достоинства. Родители, родные и близкие Героев, с которыми я встречаюсь, говорят: «Самое главное для нас, чтобы это не пошло насмарку, чтобы их смерти не были не зря, чтобы страна действительно изменилась».

Если мнением людей длительно время будут пренебрегать – все закончится еще хуже

Ситуация в том, что спустя время все не так, как хотелось бы людям. Сейчас всем очень сложно. Аргументов для оправданий нет – хочется все здесь и сейчас. И украинцы делают все для этого. Со временем произойдет естественный отбор. Главное, что этот Майдан заложил ситуацию, когда никто уже не будет терпеть издевательства, избиения.

Однако если мнением людей длительно время будут пренебрегать, то все закончится еще хуже, потому что сейчас не будет ни 90 дней, ни 15 дней. На руках у многих людей есть оружие, все закончится за 3-4 часа. События Революции Достоинства должны напоминать власти о том, что нужно быть ответственным перед народом, особенно сейчас, когда люди раздражены, несут значительные жизненные потери из-за экономической и материальной ситуации в Украине.

Однако еще раз говорю – будет естественный отбор. Когда это будет? Сколько нужно времени, чтобы воспитать чиновников новой генерации всех рангов, прокуроров, судей? Как их воспитать? Ответа у меня нет, но это неизбежная ситуация. Общество уже перевоспитывает себя, иногда очень жестким способом, но другого выхода у нас, очевидно, нет. Как и без вариантов – в любом случае Украина победит!   

Кращі криптовалютні біржі 2021 року для трейдерів-початківців

Кращі криптовалютні біржі 2021 року для трейдерів-початківців

Популярні відео на YouTUBE
Тематичні матеріали
Binance
Цікаве
Найпопулярніші новини
Найкращі відео з YouTUBE
Популярні блоги
Погода і гороскоп
Автоновини