То есть то, что виделось издалека, что виделось искаженно и затуманивалось мечтаниями, придвинулось вплотную и поглотило. А как раньше мечталось!
Стойкая крымская симпатия к России и россиянам, конечно же, в большей степени обуславливалась практическими соображаниями. От россиян пахло деньгами. Россияне могли сделать вид, что они богатые. Именно такие и приезжали во времена оны в Крым на отдых.
Таков закон психологии – отельной обслуге их постояльцы кажутся богатыми и счастливыми: ты работаешь – они отдыхают, ты добывашь деньги – они их тратят. Да еще и присущая им – пусть и ложная – гордость за свою Россию, характерная спесь по отношению к бывшим советским республикам. Вечно недовольные крымчане хотели бы стать такими нагловато-уверенными. В России жить хорошо, думали они, глядя на сорящих деньгами дочек прокуроров и сибирских нефтянников.
Россияне умеют пустить пыль в глаза. Они умеют показаться иностранцам богатыми и довольными – особенно те из них, кто принадлежит к высшим имущественным слоям. И они преуспели в самообмане, во всей своей лживой телепродукции, по которой провинциальный учитель и медсестра живут в трехэтажном доме. Крымчане смотрели российские сериалы, и некоторым они казались правдивыми. «А может, так оно и есть, может быть, там действительно так живут, это ж Россия!» – думали простодушные жители полуострова.
Сами крымчане в Россию ездили мало – тем более в Россию глубинную, настоящую. Те же, кто ездил, а потом встретил присоединение, с большой долей наивности полагали, что они, как во времена Советского Союза, будут снабжаться по столичной категории. Грандиозность присоединения, помпезность и сопровождавшая все это восторженность укреплялла их в мысли, что их не обойдут, их наградят. Теперь, глядя на приезжих россиян – бедных и все так же наглых, – крымчане, конечно, разочарованы. Не такими они казались им раньше. Не так, как мечталось, оказалось самим быть россиянами.