Поступок ветерана «Азова», отказавшегося пожимать руку президенту на вручении наград победителям Invictus Games, получил разноречивые, как и следовало ожидать, оценки.
Кто-то возмутился, кто-то выразил горячую солидарность, и какие бы мотивы ни двигали Олегом Толмачёвым, он положил начало невольной традиции: думать, прежде чем пожимать руку руководителю государства. А те, в свою очередь, будут с тревогой прикидывать: этот пожмёт или нет?
Конечно, и раньше существовала вероятность публичного конфуза, и нашим ли деятелям, почувствовавшим на себе изменчивый характер народа, окружавшего сцену Майдана, об этом не знать. Но, как обычно это бывает, кто-то должен был стать первым, вот Порошенко и Толмачёв и вошли в историю как участники эпизода с непожатием №1. Может, что-то было и раньше, но в памяти не осталось, как не осталось имени человека с известной фотографии, в порыве прильнувшего губами к ладони Виктора Януковича.
Проблематичность самой ситуации заключается в том, что у нас одновременно существует дефицит двух крайне важных вещей: авторитета государственных институтов и наработанной традиции этически сильных гражданских поступков. Зато нет недостатка в примерах дурного управления на фоне снисходительного отношения к власти и власти к себе. Есть подозрение, что это тесно взаимосвязанные вещи.
Стабильная, эффективная, насколько это возможно, демократия работает там, где крепки институты и процедуры. Беречь их, холить, лелеять и совершенствовать — общий интерес, если людям, объединённым гражданством, не хочется от власти неприятных сюрпризов. Нашу демократию ни стабильной, ни эффективной не назовёшь, а сюрпризы мы получаем регулярно.
Выражение же непочтения к такой власти и её представителям трактуется верхушкой как разрушительное для институтов государства и демократии. Очевидно, однако, кто настоящий разрушитель и разоритель, достаточно взглянуть на счета, недвижимость и задаться вопросом об их происхождении в стране, где по-прежнему как следует работает лишь один закон: рост личного благосостояния прямо пропорционален близости к власти.
Очень хотелось бы других институтов и процедур, но их иное качество, между тем, всё равно не гарантирует власть от непочтительных поступков по отношению к ней. В развитых демократиях тоже хватает случаев гражданских демаршей.
Граждане обладают полным правом выносить власти мозг, порой в весьма неприятных формах, и это лишь одна из слабых компенсаций за то, что государство проделывает с ними на постоянной основе.
Патриотизм обязывает больно пинать тех, кто взвалил на себя бремя говорить и действовать от имени и по поручению политического сообщества: пусть говорят чётче и яснее, пусть действуют решительней и, чёрт бы их побрал, честно.
И, конечно, главная вина за то, что раз в десять лет приходится психовать и выходить на площадь, лежит не на тех, из-за кого приходится психовать, у них инстинкты понятные. Виноваты мы, потому что в долгих промежутках между всплесками гражданского активизма, доходящими до настоящего самопожертвования, опять сваливаемся в снисходительную пассивность. В результате они там, наверху, снова готовы жать руки кому угодно, лишь бы выгодно.
Поэтому выбора между демонстрацией трепетного отношения к государственным институтам Украины, которые, безусловно, заслуживают, в абстракции, глубокого уважения, и демаршем по отношению к их представителям, никакого уважения не заслуживающим, на самом деле вовсе нет. Гражданский навык адресного выражения своего «фе» у нас развит слабо, значит, его и качать. А в тех, кого тянет руку целовать, недостатка и так никогда не будет.