Выстроенная Путиным система власти все чаще дает сбои. Созданная для решения великих задач, она оказывается неэффективной в чрезвычайных ситуациях, считает Александр Плющев.Долгие годы российская государственная система перестраивалась с решения насущных и внутренних проблем на выдуманные и внешние. Если слово "перестраивалась", подразумевающее, что раньше, скажем, в 90-е, она работала как-то по-другому, вам не нравится, то замените его на другое - "настраивалась", неважно. Украина, санкции и контрсанкции, Сирия, выборы в США, борьба за мировое лидерство… Власть убеждала нас и саму себя в том, что именно эти темы и являются самой актуальной повесткой. Единственным внутренним сюжетом стали перевыборы Путина, в ходе которых администрация президента решала самостоятельно придуманные задачи.
Но столкнувшись с серьезными вызовами внутри страны, такими как экологическая катастрофа на свалках Подмосковья или пожар в кемеровском торгово-развлекательном центре "Зимняя вишня", власть показала свою неспособность решать такие задачи. А какое-никакое гражданское общество, принуждает ее это делать, ну или хотя бы вести себя при этом более менее по-людски.
Уязвимость вертикали власти
Владимир Путин, уже зная о случившейся трагедии, представляя себе ее масштабы, тем не менее встречается с эмиром Катара, и лишь поздно вечером, в обстановке строгой секретности отправляется в Кемерово. Это же ведь серьезный вопрос - дела с Катаром, не говоря уже о других проблемах: одно выдворение российских послов по всему миру чего стоит, а тут какой-то пожар, какие-то люди. И даже приехав на место трагедии, российский президент не может перестроиться на волну человечности: "Мы говорим о демографии… И теряем столько людей". То есть, люди, получается, нужны, главным образом для великих проектов?
В свою очередь местное начальство, которое никак фактически, а часто и формально не зависит от вверенного ему населения, гораздо чаще смотрит вверх, нежели вниз. На глазах происходит рождение новой этики: государственные люди теперь выражают соболезнования не родным и близким жертв, а национальному лидеру. Ну, а любые народные волнения уже автоматически квалифицируются как результат диверсии врагов, внешних и внутренних.
Но люди поняли, что в этой, казалось бы монолитной, вертикали есть слабое место, и его можно использовать. Каждый вышестоящий начальник считает публичное, уличное недовольство проколом начальника нижестоящего. И первый спешит с нагоняем ко второму, чтобы не получить самому от собственного начальника: "Эй, ты, тут сигналы поступают, кто там у тебя под окнами с плакатом стоит, глаза мозолит?". И в этой схеме даже одиночный пикет может быть средством давления на власть.
Утраченное равнодушие
Власть перестала быть единственным источником гражданской активности, в том числе и в чрезвычайных ситуациях. Люди же наоборот, словно освободились от какой-то многолетней толстокожести и довольно твердо заявили о своих правах: на жизнь, на здоровье, на уважение. Большие трагедии девяностых и нулевых переживались молча с каким-то апатичным спокойствием, которое можно было принять за равнодушие. Никогда не забуду, как власти свозили автобусами участников митинга на Васильевском спуске, после Беслана - не хватало массовки для телекартинки. К катастрофам, страшно сказать, привыкли. Перелом произошел в только в начале нынешнего десятилетия, но когда именно, сказать трудно.
Может, когда во время пожаров 2010 года житель Тверской области написал Владимиру Путину письмо "Верните рынду!". А тот неожиданно ответил. Может, в том же 2010-м, когда добровольцы создали отряд Лиза Алерт и стали искать пропавших людей. А может, чуть позже, когда в 2012 году люди стали сами собирать и отправлять помощь пострадавшим от страшного наводнения жителям Крымска. Все это было ответом на бездействие или неповоротливость местных, да и не только местных властей.
И вот к 2018 году ситуация изменилась кардинально. Граждане, а тут это слово как раз вполне уместно, спокойно, но твердо не дают задвинуть их проблемы куда-то на периферию Сирии и Донбасса. Возможно, дело в том, что в обоих случаях пострадали или даже погибли дети - самое дорогое для каждого. И каждый без труда смог представить себя в торговом центре "Зимняя вишня". Власть почувствовала себя бессильной против митинга кемеровчан - ни губернатору, ни даже президенту, который, судя по результатам выборов, пользуется безграничной любовью местных жителей, нечего было им сказать.
Догоняющая власть
Как и нечего было ответить людям, по всей стране недоумевавшим, почему такая трагедия недостойна объявления национального траура. Показателен пример Екатеринбурга, одного из немногих крупных городов в России, у которого осталась хоть и лишенная реальных полномочий, но все-таки выборная, и действительно популярная власть: мэр Ройзман, не дожидаясь отмашки из Кремля, объявил в городе траур еще во вторник днем.
Почти по всей стране люди, часто это были местные сторонники Навального, объявляли в соцсетях акции памяти и назначали места сбора. Лишь тогда упускающий инициативу Путин дал согласие на траур, после чего власть на местах взялась за организацию скорби со свойственным ей усердием, не забывая красоваться перед камерами во время возложения цветов.
Случившееся в Кемерово показывает, что происходит с регионом, где все подчинено единовластному и несменяемому начальнику, который, кажется, только сам способен решить все проблемы, дескать, если не он, то кто? То же самое рано или поздно случится со всей страной, лидер которой уверенно идет стопами Тулеева. В свое время трагедия Беслана стала формальным, хотя и малообъяснимым поводом для отмены губернаторских выборов. Трагедия Кемерово - это страшный, жуткий, но очень четкий сигнал к тому, что без возвращения к реальной политической конкуренции, подобное обязательно будет повторяться.
Этот комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
Эта новость также на сайте Deutsche Welle.