В 80-ю годовщину еврейских погромов многие немцы задаются вопросом, как на это реагировали тогда их родственники. Феликс Штайнер описывает этот день в жизни своей семьи.Мой отец был ходячей энциклопедией. Он знал множество городских историй. И умел рассказывать их необычайно увлекательно. Все, что я знаю о своей родине и своем происхождении, я узнал от него.
Много раз он рассказывал мне и о том, как он прожил 10 ноября 1938 года. Проходившие по всей Германии еврейские погромы начались в небольшом южно-немецком городке, где я вырос, не вечером 9 ноября, а лишь во второй половине следующего дня. Мой отец тогда ходил в первый класс школы, и когда уроки закончились, учитель посоветовал детям по пути домой обходить стороной синагоги и дома евреев. Потому что там могло быть опасно, сказал он.
Разумеется, мой папа и его друзья - как любые 6-7-летние дети - поняли заботливый совет учителя как прямой призыв взглянуть, что же такого опасного может происходить посреди бела дня в этом провинциальном городке. И они наткнулись на горящую синагогу, которую не собирались тушить пожарные; на опустошенные розничные магазинчики евреев с разбитыми витринами. Они стали свидетелями того, как из окон квартиры еврейской семьи на втором этаже на улицу выбрасываются все вещи.
Что было в головах у моих дедушки и бабушки?
То, что тогда произошло в этом городке, где жили около 30 евреев, сейчас хорошо задокументировано и доступно для ознакомления. Но что я бы еще охотно спросил у своего отца - это как отреагировали мои дедушка и бабушка на рассказ своего старшего сына о том, что происходило в этот ясный день в самом центре города? Попытались ли они объяснить ему то, что с сегодняшней перспективы не поддается объяснению? Как они прокомментировали то, что в паре сотен метров от нашего дома выбивают двери квартир, где живут еврейские семьи и где находятся женщины и дети, и громят все внутри, ломая мебель? Ведь мужчин-евреев еще ранним утром 10 ноября задержали и увезли спецпоездом в концлагерь Дахау.
Если быть честным с самим собой, то я бы вовсе не хотел всего этого знать. Но мне не надо и спрашивать, ведь, в сущности, ответы мне известны. Нет - мои дедушка и бабушка не были убежденными нацистами, это я знаю наверняка. Но они закрывали глаза на происходящее и молчали, как это делали миллионы других немцев.
Родители четырех маленьких детей едва ли годятся в герои или мученики. О том, что существует концлагерь Дахау и что там происходит, им было известно с тех пор, как в 1933 году несколько недель там провели в заключении мэр города и многочисленные социал-демократы из городских советов. Кроме того, речь шла о евреях - а какое, дескать, нам, католикам до них дело? Из-за этого чем-то рисковать?
Систематические дискриминация и лишение гражданских прав евреев начались не в ноябре 1938 года. Уже спустя несколько недель после прихода к власти Гитлера на витрины еврейских магазинчиков стали прибивать таблички "Не покупайте у евреев", начались увольнения евреев-чиновников, вводились запреты на работу врачей, адвокатов и журналистов еврейского происхождения. Затем последовали Нюрнбергские расовые законы, изъятие имущества евреев и многое другое. Но все же 9 и 10 ноября 1938 года ознаменовали переход к открытому террору на глазах всего народа. И моя семья в числе других молча смотрела на это. От этого мне горько и стыдно. Даже 80 лет спустя.
Автор: Феликс Штайнер, обозреватель DW
Этот комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
Эта новость также на сайте Deutsche Welle.