В 2018 году гуманитарные организации, работающие в Донбассе под эгидой ООН, получили менее половины необходимого финансирования. DW побеседовала об этом с координатором гумпрограмм ООН в Украине.Координатор ООН по гуманитарным вопросам в Украине Оснат Лубрани рассказала в интервью DW о причинах и последствиях нехватки ресурсов, с которой столкнулись гуманитарные организации, работающие в Донбассе под эгидой ООН.
Deutsche Welle: В прошлом году гуманитарные организации, работающие в Донбассе под эгидой ООН, получили лишь 38 процентов от необходимого объема финансирования. Как это отразилось на текущих проектах?
Оснат Лубрани: Сумма, которую мы указывали, 187 млн долларов, основывалась на гуманитарных потребностях Украины. Речь идет, как правило, о базовых человеческих потребностях: еда, здравоохранение, вода, медикаменты, посттравматическая помощь, противоминная деятельность.
Конечно, наши планы не касаются всех и каждого. Мы вынуждены расставлять приоритеты, говорить: есть 3,5 миллиона человек, которым нужна помощь, и мы можем помочь 2,3 миллиона человек. Эта цифра - результат методологических оценок, глубоких исследований, которые мы проводим. На основе этих оценок мы разрабатываем проекты, чтобы помочь этим людям. Когда мы недополучаем необходимую сумму, как это было в прошлом году, мы просто переносим часть проектов на следующий год.
- Но в ваших документах есть такое понятие как "критические потребности" - я думал, что имеются в виду те, которые надо реализовать любой ценой. Собранная вами сумма была недостаточна и для них ...
- Это так. И люди, которые не получают той помощи, которую мы относим к критической, действительно оказываются в большом затруднении. Но я вряд ли смогу привести много примеров в мире, где бы подобные планы гуманитарной помощи были профинансированы на 100 процентов.
Средняя цифра - 60-70 процентов. В нашем случае 38 процентов - это еще меньше. Организации по всему миру сейчас пытаются собрать на срочные гуманитарные нужды около 22 миллиардов долларов. То, что мы просим сейчас, - 0,7 процента от этой суммы. Мы не просим ничего лишнего.
Когда мы недополучаем деньги, то снова проводим ревизию наших планов и снова определяем приоритеты, исходя из имеющихся ресурсов. Это постоянный процесс, в котором мы находимся. Например, сначала оцениваем потребности людей, живущих на самой линии разграничения и страдающих непосредственно от боевых действий. Затем выделяем конкретные приоритетные группы, более чувствительные, например, пожилых людей.
Есть сумма, в которой мы уверены заранее. Например, некоторые доноры уже подтвердили, что часть из 162 млн долларов, которые нам нужны на 2019 год, мы точно получим. Дальше начинается классический фандрейзинг: мы показываем проблемы, обосновываем сумму и пытаемся убедить людей, правительства, организации пожертвовать нам эти деньги. Объясняем им, что если соберем всю сумму, то сможем помочь большему количеству людей.
Международные доноры, конечно же, смотрят на свои бюджеты и на те кризисы, которые сейчас происходят по всему миру. Поэтому адвокация украинских проблем - большая часть нашей работы. Нам нужно убедить тех, кто принимает решение о выделении средств, в том, что у людей, которые живут на линии соприкосновения в Украине, все еще целая куча нерешенных проблем, от которых зависит их жизнь. Этот конфликт никак не закончится, и мы не можем просто сказать: прошло пять лет, теперь мы просто уходим.
- Но ведь некоторые так и поступают. Количество организаций-партнеров, указанных в вашем плане, сократилось за год с 45 до 43. Приходится слышать: у нас здесь была экстренная миссия, экстренная ситуация не может продолжаться пять лет ...
- Но она продолжается. Действительно, в некоторых местах гуманитарные нужды снизились. Например, в наших предыдущих планах потребность в продуктах питания была намного выше. Мы на самом деле привлекали специальное агентство ООН - Всемирную продовольственную программу, которая оказала большую помощь. Эта организация больше не работает в Украине - помощь с продуктами питания теперь не в приоритете. Но в то же время выросли некоторые другие потребности, и это приходится объяснять.
Например, в первый-второй годы конфликта люди все еще имели какие-то сбережения - немного денег отложенных на черный день, вещи, которые можно было продать. С годами эти сбережения закончились, и люди оказываются в гораздо худшей ситуации.
- Это значит, что потребности в гуманитарной помощи все-таки будут расти и вам нужно будет еще больше денег?
- Нет. Важная часть нашей работы заключается не только в удовлетворении потребностей, но и в их снижении - это поиск партнеров по восстановлению, которые бы работали с правительством Украины над более долгосрочными проектами по уменьшению гуманитарных проблем.
Возьмем, например, ситуацию с минами. Сотни километров территорий по обе стороны линии разграничения покрыты минами и другими взрывоопасными остатками войны. Эта проблема требует комплексного решения: экспертной, образовательной поддержки, и, конечно же, участия государства. Но нельзя же просто ждать, пока возможности государства станут достаточными для разминирования, пока государство дойдет до этих мест. Поэтому гуманитарные организации ведут свою работу, например, информационную и сотрудничают с местными властями.
- Большинство потребностей, указанных в вашем плане, сосредоточены на неподконтрольных украинскому правительству территориях. В то же время гуманитарные организации не первый год жалуются, что доступ к ним затруднен. Многих выгнали за пределы "республик" еще три-четыре года назад. Как вы договариваетесь с самопровозглашенной властью?
- Наша работа основывается, в первую очередь, на гуманитарных принципах, на нашей независимости. Мы не позволяем политике вмешиваться в нашу работу. Все, что мы делаем на неподконтрольной территории, имеет прагматичные цели: быть уверенными в том, что помощь, которую мы доставляем, попала по назначению и в том, что наш персонал защищен.
- До этого года вы определяли "зону конфликта" как территорию шириной в пять километров по обе стороны от линии разграничения. В 2019 ширина увеличилась до 20 километров. Это связано с ухудшением ситуации в прилегающих районах?
- Не совсем. Мы определяем "линию контакта" как наиболее опасную территорию из-за обстрелов, сложностей с перемещением и невозможностью получить доступ к услугам. Само по себе предоставление гуманитарной помощи в этой зоне связано с риском. Поэтому мы расширили границы территории - так наши партнеры смогут, например, создавать центры поддержки семей, не подвергая опасности обстрела ни население, ни свой персонал. Это, в первую очередь, вопросы логистики и безопасности.
- В ваших прогнозах вы указываете, что 1,1 миллиона человек пересекают линию разграничения ежемесячно и это число только растет. С чем это связано?
- Есть несколько причин. Например, люди пересекают линию разграничения, чтобы снова увидеться с родственниками, и это хорошо. Но множество пересечений вынужденные - они связаны с получением статуса внутренне перемещенных лиц, люди пересекают линию конфликта, чтобы получить пенсии. И вы, наверное, не хуже меня знаете, что пересечение линии соприкосновения, особенно на Луганщине, - это ужас. Этот полуразрушенный деревянный мост и люди на инвалидных колясках - это просто пугает. За последний год мы наблюдаем некоторое улучшение, но пока еще не все сделано для улучшения свободы перемещения.
- Вы имеете в виду увеличение числа пунктов пропуска?
- Да, и в этом главная проблема. Мы знаем, что это тема постоянных переговоров. Как гуманитарный координатор я вижу эту ситуацию, вижу страдания людей и хочу, чтобы решение было найдено. Улучшение есть, но в то же время 1,1 миллиона пересечений в месяц означает, что люди часами ждут на холоде, на морозном ветру, чтобы пересечь эту линию. Это до сих пор очень сложно.
- Вы начали планировать гуманитарную работу в Украине на два года вперед, отталкиваясь от некоторых базовых прогнозов: например, что число обстрелов будет снижаться, а количество пересечений линии соприкосновения - расти. Значит ли это, что в ближайшей перспективе вы не видите решения украинского конфликта?
- Переход к двухлетним планам - общая практика. Это не значит, что мы не пересматриваем план ежегодно, и это не значит, что если завтра все изменится, мы не пересмотрим этот план. Мы не делаем прогнозов. Мы просто стараемся планировать нашу работу лучше. Это не значит, что мы уверены в том, что конфликт будет продолжаться еще два года.
- Если война закончится завтра, как долго еще будут работать гуманитарные миссии в Украине?
- Когда конфликт заканчивается, гуманитарные потребности снижаются сразу. На этом этапе важнейшими становятся усилия по восстановлению, реконструкции и развитию. Надеюсь, в Украине этот этап наступит как можно быстрее.
Подписывайтесь на наши каналы о России, Германии и Европе в | Twitter | Facebook | Youtube
Эта новость также на сайте Deutsche Welle.