Вместо психологов — командиры: как Минобороны представляет себе лечение душ

Статті

29.01.2015 21:58

Статті

3 сентября, по истечении месяца с момента отправки запроса, журналистка FaceNews получила-таки ответ от Министерства обороны по поводу обеспечения психологической помощи бойцам АТО. Предлагаем нашим читателям ознакомиться с текстом ответа и с анализом этого текста, памятуя о том, что неоказание своевременной психологической помощи участникам боевых действий может превратить сегодняшних героев в завтрашних вооружённых злодеев или просто невыносимо страдающих людей.

3 сентября, по истечении месяца с момента отправки запроса, журналистка FaceNews получила-таки ответ от Министерства обороны по поводу обеспечения психологической помощи бойцам АТО. Предлагаем нашим читателям ознакомиться с текстом ответа и с анализом этого текста, памятуя о том, что неоказание своевременной психологической помощи участникам боевых действий может превратить сегодняшних героев в завтрашних вооружённых злодеев или просто невыносимо страдающих людей.

Военный психолог, волонтёр Украинской ассоциации специалистов по преодолению последствий психотравмирующих событий, капитан Андрей Козинчук ранее объяснил FaceNews, почему после военных действий любая страна рискует быть наводнена бандитскими группировками. «После того, как заканчиваются боевые действия, у участников часто возникает так называемый афганский синдром», — говорит Козинчук.

«По-научному он называется ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство. Особенностью ПТСР является то, что оно проявляется через 3-6 месяцев после окончания войны. То есть, солдат поехал домой, всё нормально, и тут начинает проявляться ряд симптомов. Один из них — флешбэки. Солдату видятся те неприятные воспоминания, которые он не хочет видеть. Также у него может быть бурная активность, обусловленная комплексом вины. 

Это всё приводит к тому, что он может употреблять спиртные напитки постоянно, наркотические вещества, а также создавать бандитские, криминальные группировки, для того, чтобы воссоздать картинку, которая была на войне. Он может беспричинно набрасываться на семью, близких и любимых ему людей, и при этом не отдавать себе отчёт в том, что он делает. Собак убивать. Это очень асоциальные вещи. Также у ПТСР есть соматические проявления: нарушения сна, головные боли, сердечные приступы, хождение во сне. 

В афганском конфликте на психологическую помощь абсолютно не обращали внимания. В результате, ПТСРу было подвержено более 50% солдат, а это уже проблема не индивидуальная, а социальная. Дело в том, что если человек страдает ПТСР, то страдает и вся его семья, соседи, много-много людей. Если такой человек один на тысячу — общество может справиться, а если их 50 на 200 человек, то это очень сложно».

Порядок оказания психологической помощи от Минобороны

Чтобы понять, насколько в министерстве осведомлены о необходимых мерах психологической безопасности, ему был задан первый вопрос: каков порядок оказания психологической помощи участникам АТО? 

В ответ на этот вопрос Минобороны пишет: «предусмотрено проведение психологических тренингов для мобилизованных участников АТО и членов их семей». В самой же зоне боевых действий «командиры, офицеры-психологи, заместители командиров по работе с личным составом, волонтёры-психологи после выполнения заданий по приказу и случаев пребывания личного состава в экстремальных ситуациях проводят дебрифинг (подведение итогов). Целью этого является воссоздание картины экстремальной ситуации, снятие психологического напряжения, содействие переработке психотравмирующей информации о возможных негативных состояниях и путях выхода из них. При необходимости указанные ответственные осуществляют психологическую поддержку, предоставляют первую психологическую помощь военнослужащим, которые в этом нуждаются. Военные психологи, которые находятся в местах дислокации военных частей, выявляют лица с посттравматическими стрессовыми расстройствами, по возможности осуществляют психокоррекцию, а военнослужащих с тяжёлыми расстройствами отправляют в военный госпиталь».

Видим, что один из трёх этапов помощи, описанных Козинчуком – реабилитация сразу после окончания участия в боевых действиях – в предписаниях Министерства отсутствует вообще. Порядок же помощи на другом этапе – непосредственно службы в зоне боёв – вызывает ряд вопросов. Во-первых, по словам Козинчука, который сам ведёт работу с личным составом непосредственно в зоне АТО, в Украине не более 15 психологов, квалифицированных работать в боевых условиях. Министерство же пишет, что с воюющими в местах дислокации должны работать психологи. Возникает вопрос: как 15 психологов могут находиться во всех местах дислокации и отслеживать состояние пятидесяти тысяч участников АТО? 

Психологом не может быть кто попало

Во-вторых, командир не может заниматься психологическими проблемами солдат, потому что он отвечает в первую очередь за боевые задачи и обеспечение личного состава всем необходимым. Как можно ожидать, что у этого человека найдётся достаточно времени, чтобы выслушивать людей, находящихся в состоянии психологического расстройства или шока? В-третьих, если заместители командиров по работе с личным составом не являются офицерами-психологами, большой вопрос, стоит ли им вообще заниматься психологической помощью. Ведь психолог – роль сложная, он может не только помочь, но и очень сильно навредить, если не квалифицирован достаточно. 

Другой вопрос звучит так: «Есть ли на службе в подразделениях министерства психологи, квалифицированные, чтобы оказывать психологическую помощь участникам боевых действий, в том числе таким, которые получили тяжёлые ранения, потеряли конечности, а также ассистировать в адаптации к гражданской жизни? Сколько таких психологов состоит на службе в подразделениях министерства?»

Радует, что Министерство на этот вопрос ответило честно: «Психологи, которые могут координировать работу по оказанию психологической помощи участникам АТО, в Генеральном штабе Вооружённых сил Украины есть. Кадровый ресурс на данный момент недостаточный». Последняя фраза – это очень мягкая форма, чтобы сказать: да нет у государства психологов, способных работать в зоне АТО. Координировать, как честно высказалось Министерство – возможно, но те полтора десятка, кто действительно занимается психологической помощью в местах дислокации – волонтёры.

Психологический фронт украинской армии – туманный 

В целом по другим вопросам Министерство сообщает: «совещаемся», «изучаем ситуацию», «ведётся работа по организации», называют две организации, с которыми сотрудничают: Ассоциация специалистов по преодолению последствий психотравмирующих событий и Институт психологии им. Г. С. Костюка НАПН Украины. Никакой конкретики. Козинчук, активный член первой организации, описывает это сотрудничество, как оно выглядит со стороны их инициативы: «Государство нам не помогает, а мы радуемся: только бы не мешали! Потому что так, как они иногда помогают, то лучше, чтобы просто не мешали». 

Из того, как туманно Минобороны освещает свои наработки на психологическом фронте, напрашивается вывод: как и во времена афганского конфликта, психологическую помощь в пост-советском пространстве спускают на тормозах. Нужно ведь понимать, что сегодняшние герои, которые завтра будут страдать ПТСР – это не только угроза появления банд на улицах страны. Это ещё и тысячи очень важных и очень нужных людей, наших любимых и родных, наших друзей и соседей, которые могут потерять связь с реальностью, которые будут страдать, не находя выхода из ночных кошмаров, чувства вины и страшных картинок, проплывающих перед их глазами помимо их воли в любое время дня и ночи.