| Александр Войцеховский |
В Санкт-Петербурге в рамках цикла "Беседы о корнях" прошла встреча с известным петербуржским художником Александром Войцеховским - "Петровичем". Его "наивная терапия", по выражению одного из рецензентов, оказывает лечебное, умиротворяющее, можно сказать, облагораживающее влияние.
Но на встрече шла речь о вещах, увы, далеко не всегда мирных. Темы "Бесед о корнях": мультикультурализм в творчестве, проблемы самоидентификации, причудливая смесь культур и этносов космополитичной "северной столицы". Войцеховский тут идеальная фигура: поляк, украинец, еврей, и, как он сам говорит, "немножко эфиоп". Однако, несмотря на все разнообразие корней, предпочтения у него все же есть.
DW: Александр, ваши прадеды, ставшие героями русской армии, выросли в Украине. Ощущаете ли вы родственную связь с Украиной?
Александр Войцеховский: Еще как ощущаю, причем в самом прямом виде. В Одессе и Киеве до сих пор живут мои родственники, с которыми, правда, связь была потеряна еще до российско-украинского конфликта. Теперь же хочется ее скорее восстановить и протянуть руку помощи моим украинцам. И мы очень близкие с Украиной. У нас общий культурный код, хотя это не значит, что мы близнецы. Нам нужна какая-то новая критическая самоидентификация и в отношении себя, и в отношении друг друга. В кризисе, знаете ли, есть один плюс: он позволяет нам освежить чувства и взглянуть друг на друга по-новому.
- Что могло бы стать основой этой самоидентификации, на ваш взгляд?
- Искусство. Знаете, меня несколько раз приглашали с выставками в Киев, но я все откладывал, о чем теперь очень жалею. А теперь я бы незамедлительно поехал, если бы пригласили. Не знаю, стоит ли устраивать выставки на полях сражений, но я верю в то, что люди там не перестали чувствовать, не разучились внимать искусству. Я верю в то, что искусство способно нести мир, победить хаос войны. Потому что искусство противоположно хаосу. Наоборот: оно, скорее, имеет отношение к организации, причем весьма тонкой организации пространства, души, чувств. Для него не существует ни времени, ни каких-то других критериев, оно пребывает вне каких-то политических течений и схем. Оно обращено к самым разным людям напрямую, независимо от их воззрений и убеждений, и ему не нужны политические посредники.
- Как бы вы оценили происходящее сейчас на востоке Украины?
- Там идет чудовищная, неестественная война. Механизм всего, что там творится, мне до конца не ясен, но я подозреваю, что запущен какой-то механизм ненависти. Причем, эта ненависть удивительно быстро распространяется и усваивается людьми. Какой-то демон войны выпущен или обрел жизнь. И все участники войны - это только жертвы, больше ничего. Когда мне говорят, что все в этом конфликте очень просто, что это американцы чего-то там хотят, меня, как человека мыслящего, такое объяснение не устраивает. Простые схемы не подходят к человеческим отношениям.
Вы знаете, мне казалось, что советская эпоха закончилась. А сейчас, когда включаю телевизор, оказывается, что нет. Ведь когда уходит та или иная эпоха? Тогда, когда она уходит из голов, перестает властвовать над людьми. А когда я вижу по телевизору, как наши соотечественники с обожанием смотрят Путину в рот, я не знаю, что это напоминает: Северную Корею? Советский Союз? Это что-то давно забытое, но возвращающееся. Люди абсолютно готовы подобострастно внимать словам президента. Советские времена не просто не прошли, а созданы условия, чтобы рабская натура вновь проявила себя в полной мере. И она себя не заставила ждать.
- А в чем проявляется эта рабская натура?
- Люди любят не мудрых и взвешенных, не ученых и аналитиков, а сильных и волевых политиков, и не так уж важно, насколько разумны и перспективны их действия. Им нравится проявление брутальности, силы. И люди, к сожалению, очень любят простые схемы, простые объяснения. Лично я бы предпочел руководителей, которые дают людям свободу самореализации и, конечно, уважают законы и людей. А у наших руководителей я такого не вижу. И мне кажется, что люди должны таких руководителей отторгать, но происходит наоборот: почему-то многим нравятся именно такие. В этом и есть проявление "советскости": люди с восторгом принимают тех властителей, которые повелевают, приказывают, а не тех, которые дают свободу.
- Вам не трудно сейчас в Санкт-Петербурге?
- Трудно. Мне трудно, когда мой близкий друг, с которым у нас есть согласие по основополагающим вопросам, вдруг с восторгом принимает взгляды агрессивного большинства и обвиняет меня в том, что я чуть ли не бандеровец. Становится трудно жить, потому что я сейчас думаю, с кем обсуждать ту или иную тему, а с кем - нет.
Что касается творческой свободы, то пока меня за картины не преследуют. Но я не удивлюсь, если завтра кто-нибудь, показывая на них, скажет: а это что у вас такое? Сейчас это пока кажется невероятным, но год назад казалось невероятным спорить с друзьями о событиях в Украине. Все сейчас может измениться очень быстро, и, наверное, нужно быть к этому готовым.