Ставка изначально была на то, чтобы любые островки инакомыслия выкорчевать и засыпать правовым дустом. После меджлиса и зачистки на местах руки дошли и до структурного подразделения Радiо Свобода.
Это классическая история про то, что даже небольшая ложь всегда превращается в снежный ком. Он тянет за собой целый ворох последствий: своих и чужих ответных действий, которые в какой-то момент сплетаются в неразрешимый клубок противоречий. В итоге случается оруэлловская ситуация, когда государство начинает наказывать за простую констатацию фактов. Например, за слова о том, что Крым – это Украина. Статья 280.1. Призывы к нарушению территориальной целостности России. До пяти лет.
Интересно, думала ли Наталья Поклонская о том, чем ей придется заниматься в свои 36 лет? Думала ли она об этом, когда заканчивала в Евпатории филиал Харьковского университета внутренних дел? Когда принимала присягу, обещая хранить верность желто-голубому флагу? Когда в 2012 году уезжала в Киев работать в структуре Генпрокуратуры?
В конце концов, что взять с каких-нибудь российских офицеров, откомандированных в Крым из Тувы или Пензы – они исполняют приказ государства, которому присягали. А как себя чувствуют те мундироносцы, которые сегодня целуют триколор, хотя совсем недавно они носили в карманах служебные удостоверения с тризубцем?
Они понимают, что даже с точки зрения своих новых российских коллег по цеху остаются предателями? Что все их аргументы на тему «переосмысления» и «новых реалий», которые их подвигли на новую присягу в 2014-м, выглядят жалко? Тем более что изначальная роль Натальи Поклонской сводилось к простой роли болванчика, симпатичной ширмы, за которой в тени стояли люди, принимавшие реальные решения.
Это впервые стало ясно после репортажа Ксении Собчак и Антона Красовского, который был опубликован на портале «Сноб» в июне 2014 года. Там ситуация описывается без особенных политесов: Поклонская – всего лишь запуганный персонаж, которая без разрешения куратора не смеет даже поговорить с заезжими москвичами.
«На этих словах дверь в кабинет распахнулась, и на пороге нарисовался серьезный, строгий человек в дорогих очках и сером костюме. За его спиной подпрыгивала повышенная до пресс-секретаря замначальника колонии.
– Наталья Владимировна, на два слова, – тоном, не предполагающим возражений, сказал мужчина. По всему было видно, что главный в этом здании он, а совсем не она.
«Ну все, сейчас обвинят в госизмене и грохнут под Джанкоем», – подумал Красовский, вжавшись в катающееся откатное кресло.
– А в чем, собственно, дело? – заверещала Собчак. – Мы просто сидим, разговариваем. Без диктофона. Никакого интервью.
– Значит проверить, чтоб не было никаких файлов, почистить все носители, все телефоны и проводить до периметра, – невежливо распорядился мужчина в сером костюме. Вежливые качки в приемной виновато выстроились вдоль стен».
Эта сценка – лучшее описание того, кто такая Наталья Поклонская. Девушка с представительскими задачами, все функции которой сведены к тому, чтобы быть лицом, а не смыслом. Вывеска, которая должна прикрывать людей, принимающих реальные решения.
Для нее самой переход на сторону российских флагов был отличным карьерным лифтом – трансформация из обывателя многочисленных коридоров украинской генпрокуратуры в телевизионный мем и любимицу телеканала «Россия 24». Наверное, за последние два года она успела убедить саму себя в правильности собственного выбора. И только ее личное дело, хранящееся в киевском архиве, служит неприятным напоминанием о том, что нынешняя присяга для нее – уже вторая.
Я знаю историю одного сотрудника украинских спецслужб, который после аннексии Крыма уехал в Киев, официально уволился и вернулся в Крым, чтобы жить как обыватель. В его выборе было куда больше персональной честности – он не стал сотрудником чужой структуры, и не испугался перспективы собственноручно написать в Киеве заявление «по собственному желанию». Он сделал свой собственный выбор, но не стал жонглировать присягами, чтобы добиться места потеплее. И при всем желании к его позиции не получится придраться.
А все потому, что любой разговор о «переосмыслении» возможен лишь тогда, когда он не ведет к улучшению личного материального благосостояния. А когда твой внезапный катарсис улучшает жизненные перспективы, то это уже никакое не «переосмысление».
Это, извините, проституция.