Здесь ценится то, что человек прошел все перипетии военного времени изнутри, а не с теплого дивана, уезжая куда-то в безопасное место. Правда, и здесь есть куча нюансов. Кто-то говорит, что уезжал, ну, и что? Это нужно говорить с особым вызовом. С напором, как будто это вообще к ситуации ровным счетом значения никакого не имеет. Или говорить как будто это твоя проблема, что ты был здесь все время, а никак не того человека, который оказался нормальным и позаботился о себе.
Но в любом случае, если нужно подчеркнуть значимость личности, сотрудника или ценного кадра, о нем говорят именно так – был здесь с 2014 года. Эти пять лет уже сейчас как пережитая блокада Ленинграда, как война с 41-го по 45-й, или как особое беспримерное мужество. Звучит так помпезно, что порой совсем не вяжется с личностью человека, о котором говорят. И не стыкуется возраст того, кто был на "боевом посту" все это время, не стыкуются мотивы, и ты не веришь буквально всему в этой истории.
Моя знакомая рассказывая мне о своей работе, подчеркнула, что полгода она не получала зарплату. Я не буду уточнять, но ее место работы как раз в тот период тоннами получало гуманитарную помощь для нуждающихся. Да, денег им не платили, как и всем бюджетникам тогда. Но сказано это было так, что я почти пустила слезу, опомнившись лишь тогда, когда поняла, что сама не получала в тоже время полгода заработную плату. А мои мама и крошечный ребенок 9 месяцев не получали ни социальных выплат, ни пенсий. Я ходила именно к этой знакомой, чтобы она выдала на мою семью из тех тонн гуманитарки один пакет помощи. Волновало ли кого-то, как мы живем тогда? Сомневаюсь. С одной стороны, выживали все вокруг, а с другой, если ты молчал, то, значит, как-то жил.
Моя знакомая пришла просить помощи для своей матери – героя труда, жителя блокадного Ленинграда. Ни у нее, ни у матери не было тогда пенсий. И когда она пришла в одну из таких вот гуманитарных миссий, сотрудники там как раз пили чай. С шоколадными конфетами. К моей знакомой повернулись и…отказали.
Тот чай с конфетами она запомнила на всю жизнь. Тогда ей сказали то ли прийти позже, то ли позже позвонить. Она, стоя в дверях, просила помощи для девяностолетней матери, а ей, повернувшись от стола с конфетами, отказали – помощи не было. Почему-то именно такие вот штрихи запоминаются на всю жизнь. Но кто-то говорит после всю жизнь о том, как выживал полгода без зарплат или работал под обстрелами с лета 2014 года. А кто-то привычно молчит, потому что не видит в этом повода для хвастовства или кича.
А если говорить иначе, многие просто работали, потому что нужно было на что-то жить. Не потому, что хотели что-то отстроить, сохранить или приумножить. Не потому, что имели какие-то особо высокие или особо благородные мотивы. Просто так сложилось – не уехали или вернулись, и где-то нужно было работать. Но я думаю, что еще пару годков, и за эти заслуги здесь будут давать ордена. Не всем, конечно, но непременно будут.