Приближение к цели — успех, отдаление от нее — неудача. Навальный очень хочет стать президентом. Если это назвать его целью, то вчерашние акции протеста по всей России — большой успех.
Во-первых, Навальный отчетливо показал свои лидерские качества: вечером он говорит «переносим митинг», и десятки тысяч людей за одну ночь переориентировались и все-таки вышли туда, куда сказал Навальный. Во-вторых, Навальный сломал путинскую повестку дня, которая заключается в том, что есть Путин и пустота. Совершенно неважно, какое у этой пустоты имя — Жириновский, Зюганов, Миронов или Явлинский, — но всем понятно, что все эти люди ростом ниже путинского колена. Волей или неволей выстраивается новая дихотомия: Путин или Навальный. И чем хуже будут обстоять дела в России, тем чаще люди будут думать об альтернативе. И если раньше было «Если не Путин, то кот», то теперь кот — это Навальный.
В глазах общественного мнения Навальный показал, что он круче всех этих Мироновых и Явлинских без цвета, запаха и объема. А статус «крутой пацан» в российской политической реальности высоко ценится. Путин — крутой пацан. А Навальный, может, даже еще и круче: ему не дают проводить митинг, а он проводит, не дают участвовать в выборах, а он делает избирательную кампанию, от него требуют убрать фильм про Димона, а он не убирает.
Навальный — бешено талантливый, умный, смелый, мужественный, красивый, но очень опасный политик. Он уже отчетливо показал, что он авторитарист. Путин выстроил такую модель реальности, где сценарием не предусмотрено изменение структуры. Предусмотрена только замена плохого царя на хорошего. По мере того как Путин будет делаться плохим царем — а это будет происходить медленно, не торопясь, просто потому что денег меньше, а цены все выше, — люди будут выстраивать себе образ Навального как альтернативы, рыцаря на белом коне. Примерно так же в 1991 году люди создали себе образ Ельцина, который придет и все разрулит.
Это опасно, потому что если Навальный начнет разруливать, нет никаких гарантий, что он не окажется покруче Путина. Моя персональная претензия к Путину состоит в том, что он не совершенствует институты: независимые суды, независимые или зависимые от разных источников СМИ, честные выборы — все это для него ерунда. В таких условиях выбор нации заключается между плохим Горбачевым и хорошим Ельциным, потом плохим Ельциным и хорошим Путиным, потом плохим Путиным и хорошим Навальным и, наконец, плохим Навальным и еще каким-нибудь очередным сверхчеловеком.
Я не фанат Навального, но вынужден констатировать, что он — замечательный политический игрок, блистательный популист, который действительно занимается политической борьбой и ставит на это все — и свою семью, и личную безопасность. Так что Навальный безусловно вчера выиграл. А вот выиграла ли Россия — я не уверен.
Я не принадлежу к числу тех людей, которые говорят «хуже, чем при Путине, быть не может». Может. Я сто раз это видел. Хуже может быть всегда. Абы кто, лишь бы не этот — логика разрушительная. Но она набирает популярность в нашем обществе, и Навальный это настроение оседлал.
Протесты качественно изменяются. В 2011–2012 годы протесты были в Москве, значительно меньше в Санкт-Петербурге. Сегодня: Пермь, Омск, Екатеринбург. Это очень важно. Долгое время у нас был один политик — Путин, и один город — Москва. Теперь мы видим, что существуют другие города и они по-разному решают свои проблемы, у них есть своя собственная политика: в Омске так, в Красноярске эдак, где-то гнобят, где-то разрешают провести митинг законно.
В советское время власть была абсолютной, беспредельной и непонятной. За любое нарушение можно было назначить любое наказание. И даже без нарушения могло быть наказание. Те, кто выходят на протесты сегодня, этого всего не помнят. У них нет сакрального ужаса перед властью. Да и российская власть уже другая — хотя я первый, кто готов ее ругать за презрение к правовым нормам. Мы живем уже не в сталинском совке: без слишком большой нужды власть дела не фальсифицирует. Для сегодняшней молодежи 15 суток — чуть ли не развлечение. А серьезных уголовок не так много, чтобы запугать, — сейчас их десятки случаев, а в советское время были тысячи.
Ощущение тотального ужаса, которое люди во власти принимали за уважение, проходит. Власть потихонечку начинает вызывать презрение. А дальше как у Блока: «Презренье созревает гневом, а зрелость гнева есть мятеж».
При этом я не вижу никаких скоротечных предпосылок к крушению «кровавого режима», о котором сейчас рассказывают, например, Пионтковский, Илларионов и другие замечательные люди. У властей еще есть большие ресурсы, которые можно эксплуатировать несколько лет. Пиетет к власти падает, но вряд ли можно говорить о революции. Процесс будет длительным и неприятным, а финал — быстрым и непредсказуемым. И это самое печальное. Если Навальный, при всем моем уважении к нему, все-таки придет к власти, не думаю, что он будет лучше Путина.