Любая война - это все сплошь преступления

19.01.2017 10:12

Там другая логика, другой мир, другие законы.

Любая война — это все сплошь преступления. Солдат не может не нарушать мирный уголовный кодекс, а уж тем более права человека. Там другая логика, другой мир, другие законы. Взял в разбитом доме одеяло зимой в горах укрыться ― это уже мародерство. Что-то где-то показалось в каком-то доме, блеснуло что-то где-то ― ударили туда из БМП, да и все. Незаконные аресты, незаконные задержания. Уничтожение имущества. Избиения. Бессудные казни. Это есть на любой войне. Любая война состоит из этого. Если пользоваться уголовным кодексом ― сажать можно каждого второго. Если же говорить именно о тяжелых преступлениях ― убийствах, насилии, пытках ― то это тоже было довольно распространено. Не так широко, конечно, как мелочевка типа мародерки, но ― было. Безусловно, гораздо распространеннее, чем в мирной жизни. Часто по ошибке если, скажем, к блокпосту на скорости едет автомобиль, на предупреждения не реагирует ― тогда без разговоров открывается огонь, а только потом уже будут разбираться, кто там был внутри. Если же говорить именно о заведомых преступлениях против заведомо мирных жителяй ― то это было все же уже реже. Хотя тоже было. В общем, если действительно разбираться по преступлениям вот прям по букве закона, там очень много народу посадить придется.

Вот лишь несколько частных случаев, о которых помню.

Под Черноречьем пехота взяла трех пленных, двух сдали особистам, одного потом гоняли на минное поле, где лежали погибшие из отряда Басаева, когда он уходил из Грозного — ему еще в тот момент оторвало ногу. Этот пленный приносил оружие и фальшивые доллары с трупов, потом подорвался сам, ему оторвало часть стопы. Комбат приказал своему ординарцу расстрелять его. Тот его расстрелял на дамбе. У меня даже фотография расстрелянного осталась, хотя я никогда не стремился фотографировать трупы, а этого почему-то снял.

Под Шатоем один из нашего взвода привязал к дереву на ночь какого-то наркомана, у которого была ломка и который шел к брату за дозой. Хотел выведать адрес брата. Тот всю ночь простоял привязанным к дереву. Утром он хотел его расстрелять. Я не дал. Очень сильно поцапались тогда, за оружие хватались.

Один сержант с собой золотые коронки носил в носовом платке. Где-то в разрушенном доме взял. Не думаю, что с трупа, но впечатление все-равно производит — разворачивает платок, а там золотые зубы.

Женщина в Калиновской своего пропавшего сына искала, пришла в полк, ее в яму посадили, думали, шпионка. Вечером, правда, выпустили. Где ее сын — не знаю.

Алхан-Калу по ошибке из гранатометов накрыли ― слава тебе, Господи, не убили никого. Утром приходила делегация с комендантом и белыми флагами, от них и узнали, что все обошлось.

Командир полка у нас на трофейном «Паджеро» разъезжал.

В Урус-Мартане на рынке соляру сливали, меняли на жратву и водку.

В Моздоке, когда я стоял дежурным по роте, дедушки дали мне пиздюлей, заставили открыть оружейку, вынесли два гранатомета, мешок патронов, гранаты, еще-что-то по мелочи, продали в Моздоке, принесли два мешка жратвы, водку и героин. Даже мне полстакана налили. Я потом эти гранатометы на боевые списал на январь девяносто пятого.

Это то что сходу вспомнилось.