«В принудительной мобилизации смысла нет». Бойцы АТО рассказали, чем занимаются на фронте попавшие туда по приказу

Статті

06.02.2015 13:02

260405, «Facenews»

Статті

Паша и Саша — два защитника отечества. Один — луганчанин, второй — из Крыма. Бойцы зашли в редакцию FaceNews непосредственно по дороге на вокзал в канун Рождества. Бросив камуфляжные рюкзаки в прихожей, ребята за горячим чаем рассказали журналистке, против кого они воюют, что такое русский дух сегодня и когда закончится война.

Вместе с бойцами в редакции побывал и волонтёр организации «Київська тилова підмога» Вячеслав. Журналистка FaceNews общалась с ним и раньше. О насущных проблемах фронта из уст волонтёра читайте на портала в ближайшие дни.

«В конце мая тем, кто был в Самообороне, в Луганске стало опасно находиться»

FN: Как давно вы служите? Где служите? И есть ли у вас военное образование?

Саша: Я не профессиональный военный, я доброволец. В зону АТО я попал в конце июля — в начале августа. Я тогда пришёл в батальон «Луганск-1» милицейский, там учебку проходили неделю. Паша со мной шёл. В «Луганске-1» я был где-то месяц, потом уволился, мне не понравилось.

FN: А что не понравилось?

Саша: Я не рассчитывал, не думал, что мы не будем практически ничем толковым заниматься. Для меня там было мало действий. Потом я вот уволился, и в конце сентября я попал в батальон «Айдар». Паша меня подтянул.

Паша: Я также попал в конце июля, 28 или 29-е июля. Три или четыре дня я побыл в учебке батальона «Луганск-1», а потом просто оттуда ушли с ещё двумя парнями и поехали в «Айдар». С первого августа мы там числимся. Военного образования нет, я вообще рекламщик. Сидел рисовал, лепил и всякое такое. Сам я из Луганска. Уехал оттуда в конце мая, так как был в самообороне там, было опасно просто. Наших парней многих выискивали, вытягивали — в общем, многие пострадали. Я не хотел, чтобы меня тоже или из окна выкинули, или рёбра где-нибудь в парке сломали или перед подъездом. Пришлось уезжать. Часть семьи осталась до того момента, как прожили практически месяц, весь июль, без света в Луганске, а потом старший брат побывал там в плену. Он работал на грузовой машине, а им нужна была грузовая машина. Отжали у него, забрали. Четвёртого августа он два дня побыл дома, потом говорит: мама, без света всё равно чего тут сидеть, одеваемся и едем к старшей сестре в Россию.

«В России к родственникам-переселенцам отношение было ужасное»

В России они не прижились, говорили, что отношение ужасное было к ним. Работу вообще нереально найти. Говорит, прямо послали: здесь, мол, вы работу не найдёте, езжайте в какие-то другие города. И желательно подальше. Ближе тут уже всё заселено вами. В общем, вернулся он сюда в Украину. Тяжело, да, и дома невозможно находиться, потому что сепаратисты, но... Мама там и осталась, ей помогают.

А я, получается, два месяца скитался по Киеву. У друзей, то-сё. А потом всё-таки решился поехать. Я и ехал изначально с целью устроиться в батальон «Айдар». Но не получилось, на призыв не успел, и пришлось ещё какое-то время ждать, пока появится возможность туда поехать. А так хотелось сразу ехать… на войну? Как ещё сказать, чтоб не так громко...

FN: А как же учиться воевать прежде, чем ехать туда?

Паша: Вот так вот оно всё начиналось. Многие там не военные. Военных там можно по пальцам пересчитать, на отделение, что кто-то служил и имеет опыт, в горячих точках раньше был — это вообще, там, один на пятьдесят человек, может. В основном, это люди, которые раньше служили. Не молодые парни. Лет 30-40, были у нас там и 50-летние, и почти 60-ти. Потом их, стариков, немножко отсеяли, к сожалению. Они тоже нужны, они, может, многое хотят сделать для страны, но они уже старые, они уже не могут просто бегать там, да и думать резче.

«В соцсетях говорят, что донецкие и луганские — они не воюют, они где-то отсиживаются — да нет, вы просто не видите этого всего»

FN: Что в АТО изменилось с того момента, как вы туда пришли?

Паша: В августе настроения бойцов были одни, когда наступили, когда узнали, что российские войска зашли. И, с одной стороны, после того ужаса — и сильные артобстрелы, когда нас из шести человек на точке выехало пятеро, одного потеряли. Как трёхсотого, благо, не двухсотым. И «Грады» ложились, и снайперы работали. И страшно было, но в тот же момент: ну чего мы сидим? Давайте, может, пойдём на разведку, или ещё что-то. Хоть и страшно, но все рвались в бой. Все тогда думали: что осталось-то? Мы уже Луганск в кольцо взяли, остался только один Луганск. И даже после того, как отступили, прошла неделька или две — и говорили, что давайте залижем раны, все уже отдохнули от того ужаса, который они видели. Большая часть вернулась из отпусков.

Были и такие, которые думали сначала, что это войнушка такая, но в общем-то, не так уж и страшно. А потом они ощутили страх, им было так страшно, что в отпуск они поехали домой насовсем. Говорили: мне было так страшно, я не смогу, моя психика не вывезет этого.

С пятого сентября, с началом перемирия, настроение упало, честно сказать. И ещё упало, когда с той стороны перестали девятого декабря стрелять. Когда они стреляют, мы в ответ им даём. Есть какая-то надежда, что мы туда ударим и какое-то количество террористов там положим. Пусть мы не можем перейти в наступление, потому что сейчас перемирие — а они, тем не менее, бьют, гибнут люди — мы всё равно ждём команду пойти туда. Мы все ждём, мы все готовы. Абсолютно все готовы, страха нет, есть боевой дух. Мы готовы идти в бой. Мы всем практически обеспечены. Да, есть проблема с теми же самыми тепловизорами, «ночниками» — есть, но нам помогают волонтёры.

Мы сейчас готовимся, у нас учения. Мы верим, что мы перейдём в наступление, как и многие луганчане. В соцсетях говорят, что донецкие и луганские — они не воюют, они где-то отсиживаются — да нет, вы просто не видите этого всего. На блокпостах по фронту стоит очень много людей, которые из Луганска, из области. Да, не так много, наверное, как в Луганске на стороне ЛНР. Но на стороне ЛНР — то, что я вижу и знаю — это не те люди, которые вообще достойны существовать. Да, есть некоторые порядочные, которые ошиблись. А так большинство — это будет реальная в будущем угроза для всей Украины.

«Среди моих друзей никто ЛНР с оружием в руках не защищает»

FN: Некоторые ребята из Донбасса не хотят идти воевать, хотя они и считают, что их край должен оставаться в составе Украины, потому что не хотят стрелять, грубо говоря, в своего соседа. «Я не смогу убить своего соседа», — объясняют они. Для вас такая проблема существует?

Паша: Да, у меня есть такие знакомые, которые воюют на той стороне. Это не друзья мои. Среди моих друзей вообще нет, кто бы взял в руки оружие и был бы на стороне ЛНР. Мои друзья либо остались в Украине, либо поехали в Россию, потому что там родственники. И делом занимаются. Да, Россия давление оказывает, но друг мой не спаршивился от этого. Хорошо знакомых или коллег у меня нет, которые бы остались воевать на стороне ЛНР. Какие-то люди остались и в Луганске, но они ждут, когда мы в конце концов зайдут в город. Есть, конечно, и такой знакомый: мы с ним вместе росли в детстве, а он меня просто сдал. Выложили все мои данные в какой-то ЛНРовской группе. Парень этот вроде бы нормальный, в принципе, хороший парень был. А тут он себя показал как... Ну, сами думайте, как это можно своих пацанов с района вот так вот сдавать. Какие бы у тебя ни были политические убеждения.

У меня никаких нет политических убеждений. Мне ни то, ни то. Я ни во времена Майдана не интересовался этим. Я работал, потом, когда в двадцатых числах февраля увидел, что кровавый замес уже пошёл — я задумался, что что-то тут не то, стал больше обращать внимания. А когда мне это не понравилось, когда я увидел, что российскими флагами в марте месяца начали махать, и когда шестого апреля захватили СБУ и взяли оружие там — вот тогда мне это не понравилось. Мне Россия не очень-то близка. Ни по духу, ни по власти, по тому, что там происходит. В общем, для меня это далёкая страна.

«Россия мне по духу не близка»

FN: Как так получается: ты говоришь по-русски, твои друзья, очевидно, тоже, а Россия тебе по духу не близка?

Паша: Ну вот так. Мне не нравится эта власть, мне не нравится то, что у них происходит. То, ради чего Майдан, в принципе, стоял — ради справедливости какой-то — в России я этой справедливости никогда не видел. Есть какие-то блага. Пенсии кому-то больше, зарплаты, а в общем картина, если так углубиться — она ужасающая. Мне не нравится, когда надо мной стоит куча каких-то дядек, которые указывают мне, как мне жить, как мне налоги платить, кому надо ещё отстегнуть. В Луганске эта система хорошо работала, когда люди не понимали, что они получали мизер.

Луганск состоял из малого и среднего бизнеса. Предприятий фактически нет, там «Лугансктепловоз», трубный — но это всё мелочи. А так жили мелким и средним бизнесом, и все знали, сколько нужно было в налоговую отдать и ещё отстегнуть. Как нашему рекламному бизнесу приходилось каждый месяц отдать — не налог, как ты должен государству отдать, а приходят всякие там — вот давай, и всё. Вот с этим мне хотелось просто покончить. Хотелось, чтобы зарплата у меня, в рекламном агентстве, была не как у продавщицы. То, за что я бы здесь или в каком-то другом областном центре получал бы раза в три больше — в Луганске почему-то за это платили самый мизер. Мне хотелось с этим просто покончить.

В России это нереально сделать. В России ты поклоняешься, как царю — Путин, Путин... Ну зачем мне этот Путин, этот Медведев и всё это величие? Мне нравится мой украинский флаг, мне нравится название — Украина. Одно только название ни с чем не сравнится.

Ефремовы эти ещё... Господин Ефремов — он вырос там, в Луганске. Он феодал местный. И вся власть такая. Никто там на митингах этих пророссийских не кричал, что Ефремов — нехороший. Или там Клинчаев и ещё куча прочих. Сейчас уже подзабыл все эти имена, задачи другие... Власть вся принадлежит в Луганске некоторым людям. Не какой-то даже группе людей, а просто некоторым.

Воюем против сборной солянки

FN: С кем вы воюете? На той стороне — там русские, чеченцы или местные? И когда кого было больше — летом, осенью, сейчас?

Паша: Да никак там не изменяется, одно и то же. В августе, до 20-го, я уже поехал на реальное боевое задание под Луганск. Через луганский аэропорт ехали, уже довольно-таки убитый, как сейчас донецкий он на тот момент был уже. Много в пригороде, который мы заняли, было русских из батальона «Заря», добровольцы из России. Они не знали, что батальон «Айдар» так быстро взял пункт, они всё ехали и махали, как своим. Думали, что это их друзья-ополченцы там стоят. Но не тут-то было. И были такие случаи, что, когда мы эвакуировались, когда по нам били из артиллерии со всех сторон, и со стороны Краснодона, который ближе к российской границе, прилетел «Ураган», но не сдетонировал. Боеголовка развалилась на две части. И по борозде было понятно, откуда прилетел. Мы задавали вопросы: откуда у них «Ураганы»?

Саша: Сборная солянка.

Паша: Наёмники, чеченцы, местные. Местных тоже довольно-таки много, их большая часть. Собрали на оккупированной территории из сёл, посёлочков, каких-то совхозиков — это именно электорат ЛНР. Городских там особо не встретишь. Кто сам из Луганска — они на передовой не стоят. Они или «народная милиция», или какие-то более жирные должности занимают. А передовая, те же самые «Леший», «бэтмены», которых отряд перестреляли — это всё наёмники из России. Я даже не скажу так, что наёмники — многие за идею какую-то едут, забесплатно даже.

«Три офисных крысы ЛНР оттуда просто сбежали»

FN: Были ли желающие со стороны сепаратистов перейти на вашу сторону?

Паша: Был интересный случай, когда задержали парня в Хрящеватом. Транспорт не работал, он шёл пешком из Новосветловки. У него была форма при себе, мы подумали, что он мог бы связь с сепаратистами иметь. Но когда атака на нас была, он взял оружие и отбивал атаку вместе с нами. Он взял в руки пулемёт, и был на нашей стороне.

А ещё, когда мы 29 августа из населённого пункта под Луганском эвакуировались, среди последних задержанных из города были двое мужчин и одна женщина, которые бежали оттуда. Просто бежали. Они говорят: нам надоело смотреть на это всё. Каждый день, говорят, меняется власть. Непонятно, кто это. Русские. Они были офисными крысами, так сказать, в их там «министерстве», то есть, в облгорадминистрации Луганской. Они залили полный бак и сбежали. Говорят: поймают наши — ничего, как-то отмажемся, куда-то дальше поедем. Ваши поймают — тоже как-то отмажемся. Они сразу вышли из машины, никакой угрозы не представляли, оружие сразу положили и сдались. Потом они находились у нас в плену. Кого-то обменяли, а кто-то остался, потому что, говорит, там просто расстреляют, или дальше придётся в подвале сидеть.

Они у нас находились на хозяйстве. Женщина эта в столовой была, готовила, на своих и на айдаровцев тоже. Хотя некоторые говорили: может, она там наплевала нам... Нет, она всегда рада нам была, и к ней было хорошее отношение, и от неё ещё лучше было отношение.

«Многих там жизнь заставила»

Саша: Есть сомневающиеся среди них там.

Паша: Они ж тоже понимают. Я сам луганчанин, и я понимаю, что многих там жизнь заставила. Как и тех четверых, которые бежали из ЛНР — их просто вынудили обстоятельства. В городе нет ни света, ни еды, работы нет. Он говорит: у меня нет ни родственников в Украине, ни в России. Я вот здесь остался, и всё. Они, говорит, два раза меня в плену держали по нескольку дней, из-за того, что я отказник был. А после второго раза решил: да фиг с вами, - и пошёл воевать. А что ещё было делать? Но, говорит, с оружием не ходил, чтоб не убивать. Там, говорит, хоть паёк дают. И многие воюют, потому что нет работы, нет жизни. Они просто не думают, из-за чего это произошло. Почему нет ни работы, ни света, ни воды до сих пор во многих районах Луганска. Несмотря на то, что они проделали там работу, чтобы восстановить это всё.

«Большинство местных жителей — нейтральны»

FN: Как у вас строятся отношения с местными жителями?

Саша: Есть симпатизирующие. Помогают местные. Женщины приходят, кормят. Готовят.

Паша: Хотя бы улыбаются — и то хорошо.

Саша: Есть те, которым на всё это сугубо фиолетово. Они аполитичные. Это большинство. Мы работаем, мол, нас не трогайте, нам всё равно, кто будет — лишь бы была стабильность. А есть, которые и негативно относятся. Но они сейчас скрывают это. Ну, если переберут, то могут ещё что-то высказать. Ну и смотря на кого нарвутся. Среди наших есть кто спокойно отнесётся, но могут и в морду дать.

Паша: Пока мы там стоим, кому-то глаза открылись, сменили свою позицию. Не хотят, чтобы так, как было в Луганске, стало у них. Не хотят работы лишиться. Сейчас есть украинская власть. Хоть она ему и плохая, но, тем не менее, у него есть и работа, и кто-то пенсии получает, есть свет регулярно, вода и отопление. И хоть он раньше и смотрел в сторону России, но он не хочет лишаться того, что имеет сейчас. А многие, даже несмотря на то, что от нас до Луганска 18 километров и там кардинально другая ситуация — он понимает, вроде бы, что там намного хуже, но, тем не менее, его туда тянет всё равно. Тех, кто хорошо нас поддерживают — процентов только 25, к сожалению. Осталась большая доля безразличных.

Люди, которые были за Украину — они не отвернулись, они так и остались, потому что они понимают, кто виноват в том, что здесь война сейчас в городе. А таких много. Много и безразличных осталось. Мужики двадцатилетние, тридцатилетние — они не идут воевать на сторону ЛНР. Хотя и повестки приходили. Осенняя кампания у них была, так и называлась у этих новороссов - «За счастьем на Счастье идём» — так никто ж не пошёл.

FN: Насколько вы и другая сторона зависимы от содействия мирных жителей?

Паша: Да нинасколько. Лишь бы не мешали.

FN: А если в ДНР-ЛНР все мирные жители против этой власти, что-то изменится?

Саша: Ну и что они сделают? Их просто разгонят, или по ямам посажают. Копать траншеи поставят, трудовая повинность.

«Мобилизованные по принуждению первыми и бегут»

FN: Как вы относитесь к четвёртой волне мобилизации? Есть ли смысл в принудительной мобилизации?

Саша: В принудительной смысла нет. Потому что те, кого принуждают, не имеют необходимой мотивации. Они первые и бегут. Если они не хотят служить, пускай помогают фронту. Если не может в руках с оружием — пускай волонтёром будет, вещи собирает, еду. Если есть возможность — финансово помогает.

Паша: Как по-мне, то если пришла повестка, а ты не хочешь — занимайся своим делом. Работаешь ты, не работаешь, тунеядец ты или алкаш — занимайся просто своим делом, если ты не хочешь идти, если тебе это не нужно. Есть ведь масса людей, которые хотят идти, но у них не получается. Они приходят даже под ворота становятся, к тому же «Айдару», или идёт в тот же военкомат, а ему говорят: нет. Ты нам не подходишь. И таких людей много. Лучше бы для таких открыли возможность. Пускай ты хромой, косой — ну пусть военкомат проверит твои способности. У нас есть разные люди. Я тоже не спортсменом был. Зрение у меня вообще никакущее. Но благодаря линзам — о чудо! Я прозрел! И многие хромые, косые и слепые самыми лучшими бойцами становятся.

FN: Ну а с конкретными примерами того, как плохо служат принудительно мобилизованные, сталкивались?

Паша: Тут такая проблема есть, что «Айдар», наверное, на одну треть только люди официально устроенные, у которых есть военный билет и всё такое прочее. А остальные — как я: я получил эти бумажки только в декабря месяце, что я там воюю. И никто нигде не писал, что я зачислен куда-то, где я был на боевых задачах. А эти ребята, которых принудительно призвали: им, во-первых, зарплаты с первого дня идут, они сидят, они бухают. А зарплаты у них — мало того, что военная, что-то вроде две двести, так плюс ещё и атошная. Плюс ещё премия. Он и семью свою хорошо кормит, и сам в состоянии алкогольного опьянения с часиков шести утра и пока сам не пойдёшь спать. А мы вообще ничего не получаем. Мы не можем себе такого позволить, как они.

FN: Почему в «Айдаре» такая проблема с регистрацией кадров?

Паша: Не хватает штабных сотрудников. Военных, которые бы всё это быстро делали. Есть люди, которые больше меня воюют, с июня, с июля, а они до сих пор не устроены по каким-то причинам.

Саша: Был у нас такой парень — везде был, на всех боевых, с мая месяца, а получил военник только в начале декабря.

«Поневоле становлюсь русофобом»

FN: Виноват ли народ России в войне на востоке?

Паша: К русским я отношусь нормально, но я не рад, что они сейчас заражены вот этим «Крым наш» и всякое такое. Общаюсь с людьми с разными по скайпу, старыми знакомыми. Из Уфы, из Норильска — они адекватно смотрят на эту всю ситуацию. Считают, что нехорошо получилось. Ни с Крымом, ни с чем. Но в общем-то путинская политика, которая была до войны, она их вполне устраивала. Но с Крымом погорячились, считают. С человеком общался из Уфы: мы балдеем, говорит, что наши зарплаты просто вполовину упали из-за какого-то Крыма, где жизни не будет. Они понимают, что на людей всем плевать, которые в Крыму есть. Он говорит: это не людей от бандеровцев туда спасать пришли. Крым, говорит — это стратегически важный объект. Не больше. Это порт, важное побережье.

Саша: Непотопляемый авианосец.

Паша: Но россиянам тяжело приходится окупать покупку такого Крыма. И им это не очень нравится. Но многие по-другому относятся. И как-то поневоле русофобом становишься. Раньше как-то по-другому было. А сейчас просто хочется сказать: не трогайте меня. Даже тем, кто лояльно относятся. Боюсь сорваться и гадостей о народе наговорить. Потом, когда всё закончится — тогда всё будет нормально.

Айдаровец Паша воюет за своё жильё, оставшееся в Луганске (фото FaceNews)

Ситуация с бюджетом волнует меньше, чем враг за линией фронта

FN: Следите ли вы за тем, что происходит в украинском государстве, пока вы на фронте? Что думаете, к примеру, о новом бюджете, об изменениях в налоговом законодательстве?

Паша: Следим, конечно. Мы больше следим за тем, что армии и АТО касается, за этими изменениями. О бюджете ничего сказать не могу.

FN: Там вот есть, к примеру, норма, что те, кому принадлежит жилплощадь больше 60 метров квадратных, должны будут со всего, что сверх этого количества, платить налог. Вас или ваших близких это коснётся как-то? Что вы об этом думаете?

Паша: Я сам из Луганска, вся недвижимость, какая у семьи была — вся там. У меня в Украине нет ничего.

Саша: То же самое — я из Джанкоя. Но родственников коснётся, у них квартиры есть. Они думают сейчас, что это будут все 60 метров облагаться, а если это отнимается, то есть, облагается только то, что сверх меры — это же не так много. Сейчас для Украины, которая в состоянии войны, которую разграбили так, что почти ничего не осталось... Это ещё расплата за то, что мы в своё время, в девяностых, не смогли провести реформы. Потому что многие страны — та же Прибалтика, та же Польша — они в девяностых упали. Сейчас они живут лучше нас. А начинали мы даже лучше, чем они.

FN: Дорожание-дешевение гривны и нефти для бойцов имеет какое-то значение?

Паша: Дешевение нефти радует только.

Саша: Если бы ещё за ценой на нефть падала ещё и цена на топливо. Но у нас, как и в России, цена на бензин растёт.

Паша: Несправедливость и неравенство, безусловно, никуда не делись, они остались, и нас это волнует. Но мы там сейчас другие задачи решаем. Тут кто-то другой должен этими задачами заниматься. Хорошо, что принимают какие-то законопроекты. Читаешь их — одни хорошие, некоторые не радуют. Оно так, в принципе, было всегда, и я уже перестал гоняться за этими законопроектами. Просто живу, вот и всё. Меня больше интересует, что будет в Луганске сейчас. Вот война, допустим, закончится. Что там дальше делать?

«Это чушь, что кто-то развернётся и пойдёт на Киев»

FN: Батальоны пойдут на Киев? Иногда фронтовики, недовольные тем, что после Майдана в государстве не произошло достаточно разительных изменений, заявляют, что батальоны вот-вот снимутся и из зоны АТО отправятся на Киев, порядок наводить. Есть такие разговоры?

Паша: Это чушь, что кто-то развернётся и пойдёт на Киев. Ну, и что, и кого поставить туда? Есть такие, кто и говорит, что надо разворачиваться и идти на Киев. Но это, знаете, такое село, неасфальтированное. Он просто не знает, дальше что делать. Вот он придёт в Киев — а дальше остановится и не будет знать, что делать с этим счастьем. Нормальные люди хотят покончить в конце концов с врагом. Войну закончить. Да, есть проблемы. Они решаются.

Меня абсолютно эта новая власть устраивает. Есть, конечно, неприятные нюансы, но, в принципе, меня устраивает. Как и многих. А третий Майдан, или пойти на Киев и кого-то там перестрелять — это ничего не решит. После этого ждите, что Украина поделится на 28 частей, вот и всё.

Саша: Так оно хоть плохо, хоть медленно, но делается. Никто же не говорил, что будет быстро. Эта система — она до такой степени заржавевшая…

Паша: Кто-то ждёт ещё экономического чуда. Во времена, когда в стране война идёт. Это же влияет и на приток внешнего финансирования.

Саша: Так хотя бы нашу власть знают в мире, им доверяют, им даже деньги дают. А если их снести — кто на их место придёт? Кому там будут давать деньги.

Паша: Об этом есть разговоры, конечно, но это не очень компетентные люди. С ними о таком лучше вообще не разговаривать. Пускай где-нибудь найдёт себе такого единомышленника и беседуют, а так смысла мало в этих разговорах. А те, кто в сети закидывают, что в батальонах идут серьёзные прения — ничего подобного. У нас говорят, что надо идти на Луганск или на Донецк. А не сидеть в окопе и ждать. Вот это напрягает: что Киев не хочет решительных действий.

Война закончится весной

FN: Когда война закончится?

Паша: Я надеюсь, весной. Сейчас идут у нас усиленные подготовки, новые люди приходят. Надо их обучать, и к весне быть готовыми.

Крымчанин-айдаровец Саша надеется, что весной армия пойдёт в наступление (фото FaceNews)

Саша: На весну мы все ждём, потому что зимой наступать — это очень сложно, практически, нереально. В бронежилете ты километр даже пройдёшь, при полной нагрузке — ты вспотеешь. Так наши бронежилеты устроены. Летом ты вспотел — остыл, и нормально пошёл. А сейчас: вспотел, остыл, и весь батальон будет кашлять, с температурой сидеть. А так: зиму пересидеть, подготовиться — и весной... Но тут ещё такой момент. В Луганской и Донецкой области сейчас много людей, которые перешли черту. Ими ещё заниматься и вылавливать этих людей долго придётся.

Паша: Даже если и амнистия какая-то будет — на их руках особо тяжкие преступления, и никакая амнистия их, я считаю, не должна касаться. Они будут скрываться и всячески сопротивляться властям. В самих городах и в области будут оседать. Новая волна бандитизма будет. Не все захотят, если поддержка Путина даже уйдёт, просто так оружие сложить. С ними ещё работать и работать, даже после войны. Несколько лет должно быть военное расположение там, чтобы всё время была наготове.

Саша: Группы быстрого реагирования там понадобятся.

Буржуйками фронт обеспечивают волонтёры?

FN: Есть ли там, где вы служите, всё необходимое, чтобы пережить зиму?

Саша: Да.

Паша: У нас — да.

FN: Это за счёт волонтёров, или за счёт Минобороны?

Паша: За счёт волонтёров.

FN: А хоть что-то вам поставляло министерство?

Паша: Мы со второго ноября уже находимся на передовой. За это время нас только тем подготовили к зиме, что привезли вот эту вот форму. И то, только числа 25-го ноября. И то, всем не хватило, были разные размеры. Сказали, что потом приедут второй раз, кто-то взял на размер больше. Из машины нам выкидывали. Так получилось, хотя всё под роспись, каждый комплект, конкретному человеку. Не дают так, что ты руку протянул, и всё, то есть, две пары тебе не дадут в руки. Уехали, сказали, что второй раз приедут, потому что только половина оказались одетые и обутые. Берцы те же самые украинские выдали, такого себе качества.

И ещё какой-то комплект белья прилагался. Нам волонтёры этого, в принципе, достаточно дают, тех же носков, ну, гигиенического всего. Вот и всё, что нам дало Минобороны. Есть те, кто не получили. Так за это время, пока они нуждались, им уже привезли волонтёры. А половина от тех, кто не получили, они и так были одеты. Вот как Александр: он не брал, у него есть форма. У меня не было куртки, у меня не было нормальной формы. Но она, скажу, честно, хорошего качества.

FN: А буржуйки предоставили вам? Как вы там вообще греетесь сейчас?

Саша: У нас отопление есть. Там, где мы стоим, отапливаются все помещения.

FN: Вы же, наверное, знаете ребят, которые рядом служат. Как у них дела с теплом?

Саша: Я был у тех, кто в городке рядом стоят. Там буржуйки.

FN: А кто привёз буржуйки?

Саша: Волонтёры. Привезли, а наши ездят в посадку, там вырубывают сухостой и топят.

Паша: Так же и на блокпостах, которые в городке рядом с нами. Из блоков бетонных оборудованы домики, и там стоят те же самые буржуйки, которые волонтёры привезли.

***

Мы поблагодарили бойцов и пожелали им удачи на фронте. Благодаря неутомимым волонтёрам и пожертвованиям тысяч граждан они, будем надеяться, переживут зиму в тепле. А когда закончится война — покажет время.