Сергей Лозница о природе протестов в России и

В интервью Жанне Немцовой украинский режиссер Сергей Лозница рассказал об отличиях протестов в России и, и о своем фильме, представленном на фестивале в Каннах.Гость программы "Немцова.Интервью" - украинский режиссер Сергей Лозница. В этом году его фильм "Кроткая" представлен в конкурсной программе Каннского фестиваля. Фильм снят по одноименному рассказу Федора Достоевского. Его действие разворачивается в наши дни. Лента повествует об одной истории битвы против политической системы. О теме протестов и в России, о том, как она отражена в творчестве Лозницы, режиссер беседовал с Жанной Немцовой.

Жанна Немцова: Напротив меня украинский кинорежиссер Сергей Лозница. Сергей, здравствуйте! И спасибо большое за то, что согласились на интервью. Сергей, вы переехали в Германию в 2001 году. В этом году ваш фильм "Кроткая" вошел в основную конкурсную программу Каннского кинофестиваля. Кстати, эта повесть Достоевского была не раз экранизирована, но ваша интерпретация - весьма вольная. Почему вы выбрали именно этот сюжет?

Сергей Лозница: Добрый день, спасибо большое за приглашение! По-моему, в 2010 году, когда я закончил фильм "Счастье мое", мне пришла в голову эта идея. Если "Счастье мое" - это судьба мужчины в этом пространстве, то эта картина - о судьбе женщины.

- Действие перенесено в наши дни?

- Действие перенесено в наши дни. Это даже не весьма вольная интерпретация, это вообще очень далеко от Достоевского, это "Кроткая". Очень далекий мотив, но, когда я писал сценарий, я пытался поспорить, правда, ничего не получилось, потому что герои, которые начали выскакивать, сами по себе возникать из этого темного угла, поменяли все: весь ход действия и развязку. Я хотел сделать фильм, в котором героиня в конце совершает поступок, который мы от нее не ожидаем, но оказалось, что в этом пространстве это сделать сложно.

- А что вы хотите сказать этим фильмом? Тем фактом, что вы перенесли его в современность? Это современные российские реалии?

- Я ничего никуда не переносил, ведь тема она же не меняется со временем, как и российские реалии. Они тоже не меняются со временем.

- А какие они для вас - российские реалии?

- Вы имеете в виду что? Условия жизни? Ну, как же, - например, отсутствие закона, отсутствие личности, неуважение к человеку. Собственно, это же никогда не исчезало.

- А можете перечислить 5 преимуществ жизни в Германии или в Берлине по сравнению с Москвой для вас лично? Или 3?

- Вами никто не интересуется (смеется). В этом смысле вы чувствуете себя расслабленным.

- А вами интересовались?

- Если вы садитесь в лифт, например, и ваш сосед спрашивает, в какую квартиру вы идете, а потом после этого звонят в квартиру участковые милиционеры, то это не очень приятно.

- Давайте поговорим о вашем творчестве. Я посмотрела два ваших документальных фильма. Я думаю, вы даже можете догадаться, что это за фильмы. Это "Майдан" и "Событие". "Майдан" посвящен событиям в 2013-2014 годах. "Событие" - о путче 1991 года. Правда, вы взяли не Москву, а Ленинград. Почему вас вообще заинтересовал гражданский протест?

- Первая причина, потому что это потрясающий материал, великолепно снято. И никто не снимал в это время на пленку. Я не видел больше никакого материала, знаю, что в Москве все камеры были закрыты. Я снял эту картину или смонтировал, и мы озвучили (ее) после того, как я сделал фильм "Майдан", поскольку потом я увидел этот материал совершенно другими глазами. Разница между этими двумя революциями или, это путч был - с одной стороны, а с другой стороны - революция, в том, что в 91-м году активной была власть, ей это было необходимо. Мне кажется, что все это готовилось. И все, что мы наблюдали, было большой, очень удачной, успешной, постановкой.

- То есть это не народная революция?

- Ну, народ пытались как-то очень активно вовлекать. Туда даже нагнали танки, чтобы люди вышли, как-то возмутились и так далее. Но в момент, когда, например, в Петербурге подняли флаг, а это практически революция - повесить Андреевский флаг, триколор - люди разошлись в течение получаса, и там было не так много людей. А удивительно, что митинг в полмиллиона участников, по-моему, на Дворцовой площади, 20-го числа, кажется, прошел в течение одного часа двадцати минут. Как хороший фильм. И где-то час в час девятнадцать, у меня есть полная фонограмма этого митинга, Анатолий Собчак сказал: "Спасибо большое всем за поддержку, сейчас возвращайтесь на рабочие места, продолжайте тихосенько (тихонько. - Ред.) работать и, когда вы нам понадобитесь, мы вас пригласим. Об остальных действиях мы оповестим". Вы можете представить себе такое в Киеве? Этого человека вынесли бы с трибуны.

- А что произошло в Киеве?

- А что произошло? За это время родились люди, которые стали живыми. И я помню очень хорошо, как все радовались: 90-й год, трансформация, коммунизм навсегда умер, навсегда это рухнуло, все ушло. И единственный, кто не радовался, это был Мамардашвили (Мераб Мамардашвили, философ. - Ред.) Он сказал: "А я с вами со всеми не согласен". А с кем он не согласен? С Михаилом Гифтером, например. А почему? Потому что то, что не жило, не может и умереть. Так вот для того, чтобы появился протест, необходимо, чтобы многое еще взошло внутри себя: человек взошел, уважение к нему… Такие понятия, как достоинство, мои личные интересы, желание отстаивать эти интересы. Понятие того, что я часть гражданского общества. Все это появилось.

- А в России это появилось?

- Нет, нет.

- В этом году, 26 марта, прошел массовый митинг, посвященный сносу пятиэтажек, или давайте скажем, реновации… Почему нет?

- Когда я вижу, что стоят мужики на улице, площадь Пушкинская, и какие-то оболтусы, одетые в военную форму, с дубинками, вот эти вот космонавты, хватают бабушку и тащат куда-то в автозак, жестоким образом. И бегают только фотографы! Ни один человек не подходит и не протестует, не говорит: "Что вы делаете? Так нельзя!". Так вообще быть не должно в мире! Это очень серьезно. Это демонстрация для всех того, что так можно, так нужно. И это показывают, это репродуцируют и прививают отсутствие всего человеческого. Это расчеловечивание, которое было в советское время, которое продолжает существовать сейчас.

А что касается пятиэтажек, кто опять создал эту ситуацию? Вот, кто создал эту ситуацию? Меня всегда удивляло вообще-то отсутствие базового юридического образования у населения. А оно же не виновато, что у него нет базового юридического образования. Мы сейчас узнали, что квартира принадлежит вам, она приватизирована, а дом принадлежит городу. Об этом нужно говорить! Не о том, что кто-то сносит эту, пятую, десятую пятиэтажку. В основе лежит обман. Не может здесь в Германии квартира принадлежать вам, это часть дома, а весь дом принадлежит всем жильцам.

- А скажите, правильно ли я понимаю, что вы с фантастическим пессимизмом смотрите на гражданский протест в России, в отличие от того, что происходило?

- Ну, все это несерьезно пока что, на мой взгляд, выглядит. Я не должен об этом говорить, я не нахожусь там, конечно, но мой сторонний взгляд таков. У нас очень сильна традиция "Гапонов", вот что я вам скажу.

- Знаете, я, возвращаясь к вашим фильмам. Я увидела, что и в том, и в другом фильме есть представитель духовенства.

- Да.

- Почему?

- Потому, что они там есть. Потому, что они там играли важную роль.

- Тогда я парирую - политиков ведь практически нет на Майдане.

- Потому что не они там были важны…

- А почему духовенство было важным, объясните, пожалуйста.

- История с политиками, я не знаю. Но это очень важный институт общественной жизни. Особенно западная часть Украины, там люди очень верующие. Вы когда приедете в любую деревню или в село, где церковь есть, вы увидите, как утром в субботу все в белых одеждах идут в храм. Каждые 4-5 часов на Майдане была молитва. И был момент, мы сняли его, когда молились представители всех конфессий, кроме православных Московского патриархата. Все конфессии: иудеи, мусульмане, адвентисты, автокефальная церковь, Киевский патриархат православный и так далее, их много.

- А какую роль сыграли представители духовенства?

- Они объясняли людям, почему люди там стоят. И это тоже есть в фильме.

- Я смотрела ваш фильм.

- Да, и там это есть. Вот важная фраза. Что они хотели? Как можно поменять положение вещей? Не противостоянием, не войной, а покаянием! Это нечто другое. Это коллективно не делается, потому что это внутренняя работа. И я тут же вспоминаю один из рассказов Варлама Шаламова. Вот как мы, они сидят в этой глухой деревне, где-то там Магадан, зима, ужас, кошмар всего того, что есть ГУЛАГ, а разговор о чем? О том, как же мы из этого будем выбираться. Это очень интересный рассказ. Покаянием! Вот единственный путь, другого нет. И об этом говорили священники. Они, между прочим, стояли в тех местах, где были не наемные ребята из "Беркута", а где были солдаты, которые не по своей воле туда пришли. Стояли с иконами, как-то старались оберегать, чтобы и эти солдаты не пострадали. Очень достойная роль духовенства...

-Что если бы не было Майдана? Как бы развивались события?

Если бы не было Майдана?

- Да. Вот с текущего момента.

- Он бы был позже. Дело в том, что выхода из того положения вещей, которое сложилось после распада СССР, иного нет. Никто добровольно вам ни власть, ни право продолжать дело Ленина и Сталина - не отдаст. Если вы хотите жить, а это вопрос выживания, то вы вынуждены будете сражаться.

- Я понимаю, что вы не политик, поэтому, наверное, не совсем правильно задавать этот вопрос, но, тем не менее… Что если бы вас попросили решить проблему Крыма. Как бы вы это сделали?

- Очень просто. Его надо отдать. Надо просто вернуться в положение того статус-кво, которое было до того. Потому, что это было сделано в нарушение всех договоренностей, которые брала на себя Россия. Хотя бы это может поправить как-то репутацию тех людей, которые придут к власти. Это глупость, что народ России не поддержит такой шаг, это глупость.

- Ну, теперь будут.

- Не знаю, потому что это все, знаете, как божья роса.

- Что если бы вам одна из голливудских киностудий предложила написать сценарий и стать режиссером блокбастера?

- Нет, нет.

- Никогда в жизни?

- Нет.

- Почему?

- Потому что вы теряете степени свободы. Потому что вы попадаете в определенный механизм, в котором вам выделена определенная роль. А я с ней не согласен. Потому что я не могу выразить то, что я хочу делать. Тогда я буду делать то, что хочет еще дядя, помимо меня. Меня это не устраивает. Вот такие условия меня не устраивают. Зачем это мне нужно?

- Вы участвовали в компаниях в поддержку украинского кинорежиссера и политзаключенного, осужденного на 20 лет, Олега Сенцова. Но ничего не помогло. Что вы думаете еще можно сделать для того, чтобы российские власти его освободили?

- Значит, существуют два пути. Один путь использует Израиль. Это путь игнорирования вообще всех международных законов. Вот это человек, который должен быть, например, в Израиле или это человек, которого мы должны освободить, мы его освобождаем. Все. И они действуют, невзирая ни на что.

Это государство, которое защищает граждан своей страны. В этом смысле будучи гражданином Украины нельзя быть уверенным, что Украина будет вас защищать. Хотя у нее есть силы, которые способны выполнять такого рода задачи.

С одной стороны, это невозможно. С другой стороны, будет только хуже. Я думаю, что лидеры крупных государств, которые могут надавить каким-то образом и выторговать что-то, могут помочь. Больше ничего. Ну или смена режима в России. Вот 3 пути, мне кажется.

И еще, а вдруг такое бывает, в России такое бывает, вот так вот раз и выпустили. Почему - никто не узнает… Очень надеюсь на это. Может быть вот кто-то так поступит. Да, застучали мне мысли по темечку. Просто вот так застучат мысли.

- Бывает, кстати.

- Бывает, да. И потом все так благодарны. И что-то прощается за это. Славянское решение этого вопроса, минуя логику, очень хотел бы, чтобы это так произошло.

- Сергей, больше вам спасибо.

- Да, спасибо.

Эта новость также на сайте Deutsche Welle.